Я продолжала молчать, Воронцов, покачивая ногой, ждал. По всем законам черная полоса в моей жизни должна закончиться, а она все длится и длится…
— Так понимаю, тебя надо подтолкнуть к правильному решению? — не выдержал ожидания Воронцов. — Не вопрос. Я такую милую сцену застал, вы так трогательно с Ниной Васильевной обнимались. Так вот, как только ты с чемоданами переступишь порог дома, я ее рассчитаю и отправлю на все четыре стороны.
— У тебя хоть что-то святое в душе есть?! — подскочив с дивана, взорвалась я. И меня нешуточно понесло. — Нина Васильевна отработала на твою семью двадцать лет. Двадцать лет! — с надрывом повторила я, активно жестикулируя руками. — Марат, ведь когда она к вам пришла, тебе всего десять было. Руслан рассказывал, она с вами уроки каждый день делала, в школу собирала, коленки йодом, в конце концов, мазала, когда вы их расшибали. И после всего этого ты ее погонишь на улицу? Ты же знаешь, ей идти некуда. Собственное жилье она из-за сына-идиота потеряла, а он сам теперь неизвестно где. В последний раз звонил ей три года назад и то для того, чтобы денег занять. Марат, опомнись! Это — то, твое родное, что трогать нельзя!
Видимо, говорила я в пустоту: под толстую кожу Воронцова не проберешься. Мужчина смотрел на меня со скучающим видом, еще чуть-чуть, и зевнул бы.
— Ну раз Нина Васильевна такая хорошая, помоги женщине. Все же от тебя зависит. Выполнишь три условия, и все будут счастливы.
Я отвернулась от Марата, зарылась лицом в ладони и боролась одновременно с двумя невыносимыми желаниями. Первое — разреветься, второе — накинутся на Воронцова с кулаками.
— Настя, обычно я не так добр к людям, но для тебя сделаю исключение. — Рука мужчины легла мне на плечо.
— Просила же не трогать, — дернулась я.
— Я не заставлю тебя озвучивать решение вслух. Понимаю, это трудно и в какой-то степени унизительно. И завязывай при мне слезы лить. Раздражает.
О том, что я не плакала, Воронцов так и не узнал: через секунду после того, как он высказался, дверь в гостиную за ним захлопнулась.