— Вот-вот, — усмехнулся маг. — Марина, не смеши меня, это
слишком избитый сюжет. Я готов поиграть в твоего жениха, если тебе
очень нужно, но ведь итог будет один. Тебя тянет к нему, его тянет
к тебе, и при всей твоей воле, железная ты Рудлог, однажды вы
окажетесь в постели. Вот когда — и если — наиграешься им, тогда и
поговорим о нашей возможной семейной жизни.
— Нет, — сказала я твердо, и он недоверчиво тряхнул головой. —
Не окажемся.
Мартин покачивал меня на коленях, а я молчала. Тихо играла
музыка, и было слышно, как потрескивают поленья в камине гостиной.
Сейчас очень остро чувствовалось, что мужчина, в чьих руках я
успокаиваюсь, действительно много старше меня. Много опытней. И
много мудрее. И он не позволял мне врать себе.
— Знаешь, — сказал Март весело, — давай-ка повторим вечерний
глинтвейн. Если уж тосковать и не спать, то под хорошее вино. Угу?
Напьемся?
— Угу, — согласилась я. — Только за сигаретами схожу.
И мы правда напились, и тоска часа через два куда-то ушла.
Последнее, что я помню, — как мы кружились под музыку посреди
спальни, и я горячо уверяла Мартина, что обожаю и люблю его, а он
клялся мне в том же в ответ.
Проснулись мы около полудня, в одной кровати, и не было ни
неловкости, ни стыда. Март балагурил, я язвила, за окнами светило
солнце, кофе был прекрасен, потому что его было много, и во дворец
я вернулась в хорошем настроении. И новости дома тоже были
хорошими: нашлась Пол, и на радостях мы с Алиной поехали по
магазинам. Надо было оторваться, ведь завтра предстоял первый
рабочий день. Вот я и оторвалась.
И я даже почти не вспоминала о невозможном Люке, и о том, что
его дом в десяти минутах езды от дворца, и о том, что нужно
выбросить телефон и вернуть ему машину — чтобы избавиться наконец
от всего, что связано с этим мужчиной.
Вторая половина октября, Иоаннесбург
Утро воскресенья началось с переполоха в доме начальника
Управления госбезопасности Рудлога, плавно перешедшего в переполох
во дворце.
Во-первых, звонок Игоря Стрелковского из Бермонта застал
Тандаджи в тот самый момент, когда его супруга и матушка громко
выясняли, кто же должен печь традиционные тидусские лепешки с медом
в честь народного праздника Великой Реки и подавать их соседям в
знак расположения. Печь хотели обе, подавать — никто, потому что
соседи были, надо признать, препротивные, и Майло с терпением
мученика разруливал конфликт, предложив женщинам разместиться на
кухнях в противоположных концах дома и испечь каждой свою порцию. А
разнесет угощение по соседям он сам. Уж у него-то примут и с
улыбкой, и с поклонами. И даже съедят, опасаясь, что бдительность
сотрудников госбезопасности простирается и на эту сферу.