Прорубь или промоина? Впрочем, разницы в том не было… так и так погибель…
Анжель всматривалась во тьму, пытаясь разглядеть берег. Что-то почудилось, она ринулась вперед, но дно ушло из-под ног, и Анжель беспомощно забарахталась, пытаясь ухватиться за хрупкий лед и понимая: тот же ночной вор, который спрятал дорогу, спрятал теперь и берег. Ночь была слишком холодная, а река слишком широкая, так что берег не разглядеть. Ничего, сперва хоть выбраться на лед…
Шубка и тяжелые юбки тащили Анжель на дно, а освободиться хотя бы от мокрого меха не удалось: она только вовсе обессилела. Едва уперлась руками о края проруби, как откуда-то взявшееся глубинное течение стало ее ноги поднимать вверх и уволакивать под лед. Анжель упиралась, сколько сил было, руками об лед, пытаясь вылезти, но прорубь становилась все обширнее.
Теряя последнюю надежду, Анжель закричала, и… и совсем изблизка ей откликнулся торжествующий вой. Чудилось, волк ухмылялся, чуя поживу.
Анжель повернулась, пытаясь уплыть как можно дальше от волка, но, как ни студена была речная вода, она ощутила еще более холодные токи и поняла, что попала на стремнину.
Все. С этим ей уже не совладать. Или волк, или река – кто-то из этих двоих, равно алчущих, заберет себе ее тело, вряд ли поделившись с другим. И, теряя разум от страха, Анжель издала дикий, нечеловеческий, предсмертный уже вопль (чудилось, вся душа изошла из нее в этом прощальном крике!), и сперва всего лишь эхом показался ей прозвучавший неподалеку отклик:
– Tiens ferme [13]!
– Держись, держись! – повторял незнакомец, и Анжель ринулась, ломая лед, к нему навстречу, недоумевая, почему волчьи глаза по-прежнему светятся там, где кричит человек.
Хрустел лед под тяжелым телом, которое двигалось навстречу Анжель, и вот наконец ее протянутые руки вцепились в мех шубы, а в ноздри ударил запах мокрого сукна.
Незнакомец крепко прижал к себе Анжель, повернулся, сделал два-три мощных рывка и вместе с нею вырвался из смертельно-ледяных речных объятий.
Он отстранил от себя Анжель, вглядываясь в ее лицо, как если бы мог что-то различить в этой кромешной тьме, – и вдруг громко, утробно расхохотался, словно зарычал.
– Я так и знал, что еще увижу тебя! Так и знал! – послышался торжествующий голос, знакомый до тошноты, до отвращения, до смерти.