Самое неприятное заключалось в том, что я не помнила названия улицы, на которой мы жили. В самом деле, зачем мне было название, если я писем тете не писала, пользуясь лишь междугородной телефонной связью, до своего дома она довела меня сама, а по улице я гуляла, не обращая внимания на надписи.
Мне стало неуютно.
Тут я сообразила, что могу спросить у прохожих, как добраться до центральной площади, а уж там как-нибудь найду обратный путь... Я кинулась к тетке с авоськами, потом к старику в кирзовых сапогах, потом к какой-то девушке в тапочках и в байковом халате. Во-первых, оказалось, что площадей в городе несколько и на некоторых тоже есть сувенирные лавки и Доски почета, во-вторых, старик был глухой, а девушка немая, она принялась бойко объяснять мне что-то на пальцах...
Разумеется, ничего страшного в этой ситуации не было – сосредоточившись, я вполне могла бы найти дорогу обратно, но вот именно это у меня и не получалось – сосредоточиться я никак не могла, и, кроме того, мне вдруг захотелось плакать.
Я села на лавочку в каком-то пыльном голом скверике, достала носовой платок и вытерла первую горячую слезу. Как мне показалось, медвежонок и заяц посмотрели на меня с испугом и мольбой. Им тоже хотелось домой.
И вдруг, уже вытирая четвертую слезинку, я заметила нечто знакомое. Мимо скверика шла женщина в эффектном розовом костюме, с розовом тюрбаном на голове, из-под которого игриво выбивались колечки смоляных локонов, с измученным и одновременно надменным лицом, по бокам оного мерно раскачивались огромные бряцающие серьги. «Мадам Молодцова!» – чуть не завопила я, но потом спохватилась – обращаться так к этой даме было нетактично. А как ее зовут? Этого я тоже не помнила...
Она шарахнулась от меня, когда я выскочила навстречу, прижимая к груди глиняные игрушки, и затараторила:
– Пожалуйста, мне надо домой, я заблудилась...
– Оленька! – изумилась она, узнав меня. – Что ты тут делаешь? Гуляла? Сейчас-сейчас, через пятнадцать минут мы уже будем дома...
Она принадлежала к племени тех неудовлетворенных женщин, которые, даже жалея, обдумывают то, как будут рассказывать о случившемся своим подругам, в каких выражениях и с какими фарисейскими интонациями. Я кожей чувствовала таких женщин, потому что представляла для них великолепную тему для обсуждения. Конечно, я до смерти обрадовалась чудесному появлению знакомого лица, но тут же попыталась утихомирить свои нервы, ибо мадам Молодцова разглядывала меня с хищным, радостным видом...