Из состояния глубокой задумчивости Николая вывел стук в окно. Он прозвучал как череда одиночных выстрелов, неожиданно и громко. Так, что Горшков даже вздрогнул. Обернулся к черному квадрату. Увидел за стеклом лицо отца. Показал рукой, чтобы тот прошел в кабинет.
– Ты чего, Коль, домой не идешь?
Увидел спиртное и закуску:
– Пьешь?
Николай ответил:
– Ты забыл, какое сегодня число?
Отец вспомнил:
– А?! Точно. Годовщина того боя, понятно. Но почему здесь, не дома? Мать бы стол накрыла. А то, как приехал, видели, ждали. Тебя все нет. Думали, дела по службе. А потом, когда часы за полночь перевалили, встревожились, не случилось ли что? Мать приказала идти в контору.
Николай удивился:
– А что, уже полночь? – Посмотрел на часы, удивленно проговорил: – Да, полпервого! Ты смотри, а я и не заметил. Вспомнил ту бойню, ребят, короче, будто вновь побывал на тех проклятых высотах. Ладно, действительно пора идти. Ты стакан-то за ребят махни?!
Отец не отказался:
– Это можно. Помянуть погибших героев – дело святое.
Иван Степанович Горшков принял от сына стакан, медленно выпил водку. Вздохнул:
– Пусть им, молодым, земля будет пухом.
Простившись со сторожем, которому Николай отдал остатки водки, Горшковы пошли мимо церкви к небольшому дому, единственному на всей улице, в котором еще горел свет.
– Коля, вставай! Сынок, проснись!
Николай, не открывая глаз, недовольно спросил:
– Ну, чего еще, мать?
– Вставай, Коль! К тебе тетка Клава пришла, хочет увидеть, сын у нее с утра забузил!
Колян все еще находился во власти сна:
– Какая тетка Клава? У нас на деревне этих Клав как собак нерезаных!
– Да Стукачева, что возле бывшего сельмага живет!
– Каркуша, что ли?
– Во-во, Каркуша!
– Так бы сразу и сказала.
Горшков сбросил тело с кровати, потянулся, спросил:
– Где эта Стукачева?
– На крыльце! С отцом гутарит, на судьбу жалится. Да и немудрено, «повезло» ей с сыном. Мало, что сам дурак-дураком, особля когда выпьет, так и в жены такую же взял, из района приволок.
Николай остановил речь матери:
– Ты вот что, мам! Разговоры подобного рода прекрати! А лучше дай мне полотенце, пойду во двор, умоюсь!
Анастасия Петровна с оттенком обиды в голосе кивнула на окно, выходящее во внутренний двор небольшой усадьбы Горшковых:
– Полотенец на костыле висит, умывальник давеча до краев наполнила. Вот только почему ты так с матерью себя ведешь?