-Хм..., - еле слышно буркнул парень
своим мыслям.
Откажется Вяземский, как же. Держи
карман шире. Алексей видел его лишь один раз, но из встречи вынес
совершенно однозначное впечатление. Вяземский был натуральным
бульдогом, только в человеческом обличье. Такой ничего, что попало
ему в руки (читай, в пасть) добровольно не отдаст. Закваска у него
не такая. Боярин даже компромисс, как просветил Алексея их
стряпчий, понимал крайне оригинально — договоренность на его
условиях, с которыми непременно должна согласиться другая
сторона.
К тому же было еще одно
обстоятельство, о котором сын и не собирался сообщать матери.
Алексей прекрасно понимал, что вчерашняя попутка ограбления и,
собственно, убийства не обошлась без боярина или его подручных. Не
надо было быть семи пядей во лбу, чтобы видеть его прямую
заинтересованность в определенном исходе нападения на их дом.
Грабители пришли не за драгоценностями или деньгами, а за отцовой
лабораторией. Получается, они знали, что искать или догадывались об
этом. Наконец, предшествующие ограблению события также намекали на
вину Вяземского. Стряпчий, действовавший от их имени, не раз и не
два намекал и говорил прямым текстом, что ему очень интересны любые
бумаги господина Бельского или сконструированные им амулеты.
Предлагались очень и очень хорошие деньги. В один из дней, вообще,
разговор зашел о возможности списания всего долга. Целый миллион
целковых они были готовы отдать за секреты отцовой лаборатории.
Словом, Вяземский приложил руку к этому делу. Больше просто некому.
К сожалению, доказать это он был не в состоянии. Самих
исполнителей, что могли бы вывести на заказчика или посредника,
парень в порыве ярости просто испепелил. Честно говоря, он бы с
превеликим удовольствием тоже самое проделал и с самим боярином
Вяземским. Боже, с каким бы удовольствием Алексей поджарил его
толстую тушу, заставляя похрюкивать от страха и боли...
- Как борова бы поджарил..., -
непроизвольно вырвалось у него.
Услышав столь странное выражение,
Бельская удивленно подняла голову. Несколько мгновение
вопросительно смотрела на него, пока, наконец, не решила, что она
ослышалась.
- Что ты произнес? - спросила
она.
Алексей чертыхнулся про себя. Нельзя
так явно выражать свои подспудные желания. Здесь любое неосторожное
слово могло выйти боком. Что же теперь делать? Не говорить же
матери о своих размышлениях на тему выбора наиболее извращенной и
мучительной казни для боярина Вяземского. Это было бы полнейшей
глупостью и никому не нужной откровенностью. Вобще-то у него есть
гораздо более приятная тема для разговора.