– Что ж. Тогда – нет, я не особенно удивлен.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать, что до меня, похоже, начинает доходить.
О’Нил с Соломоном выглядели озадаченными.
– Да бросьте вы! Полагаю, человек, готовый выложить тридцать кусков, лишь бы выставить меня наемным убийцей, уж точно не остановится перед тем, чтобы накинуть еще три сотни фунтов и выставить меня наемным убийцей с огнестрельным оружием.
Следующую минуту О’Нил забавлялся своей нижней губой, тиская ее пальцами.
– Похоже, мы имеем большую проблему, не так ли, мистер Лэнг?
– Неужели?
– Да, видимо, так и есть. – О’Нил оставил губу в покое, и та обиженно оттопырилась. – Либо вы действительно наемный убийца, либо кто-то изо всех сил старается, чтобы вас приняли за такового. А проблема как раз в том, что каждая из имеющихся в моем распоряжении улик одинаково подходит к обеим версиям. Так что все очень и очень сложно.
Я пожал плечами.
– Должно быть, именно поэтому вам и дали такой большой стол.
В конечном итоге им пришлось меня отпустить. По какой-то причине они не хотели впутывать в это дело полицию, которая запросто могла выдвинуть против меня обвинение в незаконном хранении огнестрельного оружия, а у Министерства обороны, насколько мне известно, своих собственных камер предварительного заключения нет.
О’Нил попросил мой паспорт, и, прежде чем я успел завести басню о том, как тот оказался безвозвратно утерян в недрах стиральной машины, Соломон извлек его из заднего кармана своих брюк. Мне было велено оставаться на связи и немедленно сообщать обо всех посторонних, которые попытаются вступить со мной в контакт. Мне ничего не оставалось, как согласиться.
Выйдя из здания, я решил прогуляться через парк Сент-Джеймс. Стояла редкая для апреля солнечная погода, а я пытался понять, стал ли я чувствовать себя как-то иначе, узнав, что Райнер просто выполнял свою работу. Меня также волновал вопрос: почему я ничего не знал о том, что он является телохранителем Вульфа? И о том, что телохранитель вообще существует?
Но гораздо, гораздо больше меня волновал совсем другой вопрос: почему об этом не знала его дочь?
И Бога, и врача мы равно чтим, но только когда грозит опасность нам, а ранее – нисколько.
Джон Оуэн
Сказать по правде, в тот момент мне было себя ужасно жалко.
Пустой карман мне не в диковинку, да и с безработицей я знаком отнюдь не понаслышке. Меня бросали женщины, которых я любил. Да и зубами я в свое время помаялся – мама не горюй. Но все это цветочки по сравнению с ощущением, будто мир ополчился против тебя.