А Крикун просто послушно бежал следом, как всегда и
делал. Через всю набережную, к разрушенному мосту, подгоняемый
окриками старшего товарища: шкуру нахрен с тебя сдеру, если мы его
не догоним, давай живее, вперёд… вперёд…
Они почти догнали цель, Крикун даже вырвался вперёд,
увидев прихрамывающий силуэт. Но не посмотрел вовремя под ноги,
навернувшись на скользкой от дождя бетонной лестнице. Нелепо
пропахал по щербатым ступенькам, сломав ногу и разбив лицо, чуть не
рухнув за мостки. Скуля от боли и страха, поднял глаза…
Крик застревал в горле, конечности были ватные, не
слушались. Со Стэнли ручьями текла грязная вода. Он безуспешно
пытался если не вскочить, то хотя бы отползти прочь, уже понимая,
что это не спасёт. Шептал что-то онемевшими губами, не мог вдохнуть
от врезавшегося в глотку страха.
На него смотрели злые глаза машины, которая знала,
кто натравил на неё шакалов…
Раздался громкий хлопок. Стэнли, ворочающийся в бреду
и вполголоса что-то бурчащий себе под нос, свернувшись калачиком на
скамейке и обхватив колени, подскочил, готовый зажаться в дальний
угол камеры изолятора и жалобно скулить оттуда.
Но звякнули ключи, лязгнула дверь, и из темноты
вырисовалась фигура одного из копов.
Стэнли успокоился. Не сегодня. Он умрёт не
сегодня.
***
– …едва убрался оттуда живым, – подвёл Фантом итог. –
Сам не знаю, как выкарабкался.
– Повезло тебе, – вздохнул Эрвин. – Был бы человеком,
убили бы.
Пока Фантом говорил, Йегер подыскивал подходящий
новый сокет и сам протез. Когда воцарилось молчание, техник с
сомнением уточнил:
– Тебе точно подходят человеческие
протезы?
– Да, – откликнулся Фантом. – Я наполовину из них
собран. Тут всё потенциально заменяемо. В каком-то смысле, у меня
почти всё тело – протез.
Он показал на свой висок:
– Все сигналы, прежде чем попасть на ядро,
перерабатываются чипом в нужный формат. Попадётся нестандартный
протокол – буду просто дольше привыкать, вот и всё.
– Когда я удалял сокет, – вспомнил Йегер, – тебе было
больно? Ты чувствуешь боль?
Фантом поморщился:
– Да мне и сейчас не шибко хорошо. И боль я чувствую.
Днём перерезал вот провода в руке, чтобы обесточить её – искрило.
Думаю, для вас бы это было всё равно что пальцы себе сознательно
отрубить. Больно.
Эрвин зябко повёл плечами, вспомнив, как лишился
правой руки в первый же год войны. У замещавшего ампутированную
конечность протеза было, помимо всего прочего функционала, ещё одно
неоспоримое преимущество. Протез хоть и передавал тактильные
ощущения, но не болел. Разве что переходник замкнёт, повредив сами
нервы в ещё живом основании плеча. Но после протезирования ещё не
один год преследовало чувство несуществующей боли в механической
конечности – или, скорее, память о самом ощущении.