– Третьего я уговорил! – крикнул голос.
– Серый, оставайся там! – ответили ему. – Четвертого мы прикнопили, а пятому сейчас башку свернут…
– Нет! – завопил, выскакивая, Тураб.
Мир-Арзал очухался и тоненько завыл, не от боли даже, а от бессильной злобы.
Из-за колонн вышли четверо. Румяный красавец-гигант свистнул и прокричал:
– Тиридат!
В зал тут же набежало народу – воинов, жрецов, зевак. Крепкие саки, воняющие хлевом, скрутили Мир-Арзала и всю гоп-компанию, деловито накинули им на шеи ременные петли.
Высокий блондин, побивший на туе Холмирзо, подошел к Мир-Арзалу.
– Не зашиб я тебя? – спросил он. – Могу, знаешь, и переборщить…
– Твое счастье, – прохрипел Мир-Арзал, – что патронов нет! Я б тебя…
– «Дэв с мо-олниями»! – издевательски протянул блондин. – Чмошник ты, а не дэв. Злой дух из жопы Аримана!
Веселый парень, крепко сшитый и плотно сбитый, расхохотался.
– Правильно, босс! – воскликнул он.
Подошел четвертый, сухой, черный, со щекой, посеченной шрамом.
– Вас всех отдают в рабство, – холодно сообщил он. – Тебя, Мир-Арзал, и тебя, Даврон, – на мельницу Пакора сына Фрахата! Остальных посадят на цепь в этом храме. Будете качать воду из глубо-окого колодца и таскать ведра на высо-окую крышу! Там у них сады висячие, и столько на полив литров уходит… Не выдерживают рабы, мрут. Никаких шансов!
– Ты – Искандер, я тебя знаю, – прохрипел Мир-Арзал, – ты – док из госпиталя. А это кто?
– Сергий Роксолан, – представился длинный блондин.
– Просто Эдик! – ухмыльнулся коренастый.
– Гефестай! – пробасил гигант.
– Теперь я знаю имена моих врагов! – оскалился Мир-Арзал.
– Морду попроще сделай, – посоветовал Сергий.
Молчаливые саки дернули за петли и повели рабов к их хозяевам.
Антиохия-Маргиана, имение Барзмесан
Отзеленела, отпахла весна. Апрель сменился маем, за маем пришел июнь. Россыпи алых маков и тюльпанов в степи смывались нежно-голубым разливом незабудок. К середке лета настала пора темно-лиловых покровов шалфея, а еще позже холмы и низины присыпала белая пороша клевера, заснежив простор до мутного синего горизонта.
Разгорелось лето, и на Антиохию-Маргиану опустилась сухая жара. Стало душно, как в сауне. Синее небо вылиняло, повисло ярко-белой фосфоресцирующей твердью. Солнце на нем почти не выделялось – дневное светило будто поплавилось и растеклось по небосводу.