– Паршиво выглядишь, – ухмыляется Макс. – Уверен, что справишься? А то, если что – ты в сторону, а я сукина сына на ноль помножу.
Хмыкаю и вместо ответа хватаю фаната «Спартака» за шею и хорошенько прикладываю головой о барную стойку.
Чёрт, давненько я так не оттягивался!
Оглядываюсь назад: Кир потирает ушибленную скулу; Егор сидит на стуле, упёршись локтями в колени и сложив пальцы замком, кроссовком придавливая к полу блондина с безумной чёлкой; Костян сплёвывает на пол кровь из разбитой губы.
Твою ж медь, вот это я понимаю отдых!
Адреналин бурлил в крови, будто лава в кратере вулкана, и меня прям пекло сделать какую-нибудь лютую хрень – в моём духе. Поэтому, недолго думая, хватаю за шкирку засранца, который познакомил моё лицо со своим кулаком и снова херачу его лицом о барную стойку; потом ещё, а вот на третий раз его задницу спасают Кир и Макс, которые оттаскивают меня от «спартанца».
– Остынь, Лёх, мы ж это не серьёзно, – прикрикивает Костян.
– Ты ж его чуть на тот свет не отправил! – поддакивает Егор.
– Что с тобой происходит в последнее время? – вклинивается Макс.
– Был бы ты бабой, я бы решил, что у тебя ПМС, – хмурится Кир.
Если честно, сам не знаю, что происходит. Переходный возраст вроде давно позади, и даже в тот период я не особо буянил – так, бывало пару раз, с парнями дрались, но в шутку; несколько раз меня пьяного забирали из клуба родители, потому что мои парни тоже были в неадеквате. Самая патовая ситуация случилась, когда я узнал о том, что на самом деле приёмный, хотя здесь наоборот надо было радоваться и до потолка прыгать, что не сгнил в детском доме, а я в тот раз повёл себя как мудачина: наговорил родителям кучу всякой херни, поцапался с парнями – даже чуть поджог не устроил. Не знаю, как мои родители вытерпели весь этот ад, не сошли с ума и не перестали меня любить. Даже позже, когда я реально косячил, меня никогда не упрекали в том, что у меня «плохие гены» или что-то типа того; меня и моих братьев всегда одинаково наказывали за проколы и так же одинаково поощряли за успехи, и я никогда не чувствовал себя ненужным.
Но за ту мою выходку до сих пор стыдно.
Мрачнею, когда в памяти всплывает лицо Андрюхи, и это не ускользает от внимания парней; почувствовав мою резкую смену настроения, они отпускают меня и отходят чуть в стороны. Не то, что бы я мог кого-то из них ударить по-настоящему – просто иногда они инстинктивно чувствуют, что меня лучше не трогать. Встряхиваю рубашку и, допив коньяк, выхожу на улицу.