– Nehmen Sie Haltung an![1] – скомандовал ротный. Он отлично знал немецкий.
Немец усмехнулся, сдвинул ноги, опустил руки.
– Rang, Name?[2]
– Feldwebel Gerhard Schöbert[3].
– Welche Einheit?[4]
– Achte Panzerdivision unter General Brandenburg. Erstes Motorradbatallion. In einer halben Stunde sind unsere Panzer hier. – Он поднял руку, чтобы посмотреть на часы. Часов не было. Фельдфебель злобно покосился на Швыгина. – Der hat meine Uhr![5]
Лесников пристально посмотрел на Костю.
– Дай-ка часы-то!
Швыгин изобразил страшное удивление.
– Какие?
– Ручные, которые ты у него снял.
Костя возмущенно хлопнул себя по ляжкам:
– Надо же! И когда только успел нажаловаться. Вот гнида фашистская!
Ротный взглянул на часы, покачал головой.
– Примитивная штамповка, – и бросил часы фельдфебелю. Тот поймал их и поклонился.
– Danke schön[6].
– Macht nichts. Wozu brauchen Sie jetzt eine Uhr?[7]
Фельдфебель мгновенно скис и жалобно, как побитая собака, уставился на ротного:
– Ich werbe erschossen?[8]
– Warum nicht?[9]
– Ich bitte Sie. Lasst mich am Leben. Wenn unsere kommen, leg ich ein Wort für Sie ein[10].
– Что?! – Лесников побагровел и сжал кулаки. – Вы послушайте, что этот выродок мне предлагает. – Лесников повернулся к Сократилину. – Он обещает замолвить за меня словечко, когда нас возьмут в плен. Und für die dort?![11] – высоким голосом крикнул Лесников и показал на своих ребят.
– Nicht für allen[12], – буркнул фельдфебель и опустил голову.
– Какая наглость! Какая самоуверенность!.. Сержант Швыгин!
– Я, товарищ старший лейтенант! – рявкнул Костя.
Ротный небрежно махнул рукой:
– Отведи и шлепни.
– Слушаюсь! – радостно крикнул Костя и ткнул унтера прикладом. – Ком, ком, ядрена мать.
Ноги у фельдфебеля подогнулись, он встал на колени.
– Ах ты, гнида фашистская! – Костя выругался, схватил немца за воротник и потащил. Немец заревел, да так, что даже Швыгин опешил.
– Разрешите, товарищ лейтенант, я его здесь?..
Фельдфебель, обхватив Костин сапог, плакал. Это было так омерзительно, что Лесникова передернуло.
– Отставить, Швыгин.
– Что отставить? Почему отставить? Они уже сколько наших?..
– Отставить, – повторил ротный.
– А что с ним делать? Охранять?
Лесников не ответил. Фельдфебель, поняв, что над ним сжалились, стыдливо вытирал слезы.
– Ну и трус же, – сказал Вася Колюшкин.