Кроме бабки Тимохиной в нашей деревне обитают еще три семейства природных крестьян из почтенных – Ивановы, Крендели, Сапожковы, да несколько душ из малопочтенных, – прочее население составляют дачники, которые живут у нас кто наездами, кто посезонно, кто круглый год. Среди обитателей наездами нужно отметить нашего иностранца, шведа Густава Ивановича Шлиппенбаха,[11] который вообще живет в Гётеборге, но лет десять тому назад завел в Москве строительную фирму и купил себе деревенский дом.
Разумеется, пестрый социально-этнический состав населения (не считая русаков, два поволжских немца, четверо татар, один грузин, один видный публицист, два университетских профессора и еврей) явственно отзывается на внешности нашей деревни, тоже довольно пестрой и обличающей подвижки последних лет. У крестьян из почтенных усадьба похожа на стойбище крымчаков, из непочтенных – на мусорный контейнер, у дачников, конечно, такого не бывает, чтобы напротив крыльца валялась ржавая борона и окурки пополам мешались с палой листвой, у шведа усадьба похожа на приемную процветающего врача.
Жизнь в нашей деревне начинается где-то в седьмом часу. Когда солнце уже поднялось над восточным сектором небосвода, но на юго-западе в бледном небе еще висит полная луна, первым делом на дворе у Кренделей возникает скандал между Верой Крендель и петухом. Пару лет тому назад Иван Владимирович Крендель, как раз в годовщину смерти жены, привел в дом новую подругу, Веру Ивановну, и у нее сразу не сложились отношения с петухом: то ли птица ее просто невзлюбила, то ли приревновала к памяти покойницы, но она проходу не дает новой хозяйке, норовя ее клюнуть исподтишка, и поэтому каждый день открывает у нас скандал.
– Сволочь такая, – орет Вера на всю деревню. – Какую моду взял: нападать на живых людей!.. Слышишь, Вань! Или я, или мы варим из этого гада суп!
Птица в ответ клекочет, опасно заходя то с правой стороны, то с левой стороны, а Иван Владимирович, обожающий своего петуха, как только можно любить лошадей и собак, хмурится и молчит.
Вскоре к ору на дворе у Кренделей мало-помалу начинает примешиваться глухой металлический звук, который после становится мерным, как бой часов. Это наш деревенский дурачок[12] Сережа строит бензотопор. Если попытаться его убедить в нелепости этой затеи, он сделает рукой, как для открытого голосования, и скажет своим детским голосом: