- Два влюблённых идиота, - констатировал Сыскарь, когда оба допили коньяк, сполоснули стаканы водой из графина и выплеснули её за окно. – Эх, курить охота.
- Ты бросил, - напомнил Иван.
- Знаю, - вздохнул Сыскарь. – Но всё равно охота.
- Подыши свежим воздухом, легче станет. Я всегда так делал, когда бросал.
Они стояли у открытого окна, глядя на полную луну. Иван скрестил руки на груди, Сыскарь опирался ладонями на подоконник, глубоко вдыхая чистейший ночной воздух. Это и правда помогло, желание закурить сошло почти на нет. Вместо него захотелось спать. Сыскарь широко зевнул, бросил последний взгляд на луну, шагнул от окна, направляясь к кушетке, и замер. Со стороны леса (впрочем, лес тут был со всех сторон, куда не пойди) донёсся жутковатый и долгий, приглушённый расстоянием, вой. Казалось, он не закончится никогда, а так и будет длиться и длиться, выматывая нервы и душу, сквозь ночь до самого утра, если, конечно, это самое утро вообще наступит…
- Надоел, - процедил Сыскарь.
Вой прекратился, как обрезанный.
- Шаман, - сказал Иван. – Интересно, это волк или собака?
- Чтоб я так знал. Но знаю точно, что это не моя музыка. Уж больно тоскливо.
- Я почему-то сразу нашего оленя вспомнил, - сказал Иван. – Неужели это волки на него напали всё-таки? Но почему днём? Волки - ночные охотники.
- А медведи не воют. Они ревут.
- Ревут белуги. Медведи рычат.
- Никогда не видел белугу вне зоопарка, - пробормотал Сыскарь. – Равно как и волка с медведем. Ладно, давай спать. День завтра обещает быть крайне интересным и, не побоюсь этого слова, увлекательным.
- Это точно, - согласил Иван. – Спокойной ночи, Сыскарь.
- Спокойной ночи, Лобан.
Друзья улеглись, и вскоре уснули.
Никто из них не заметил, как с раскидистого клёна, росшего напротив окна, бесшумно снялся и канул в ночную темь крупный филин…
Утром, едва Андрей с Иваном успели умыться и позавтракать на кухне-пристройке (Нина Петровна напекла гостям вкуснейших блинов), в дверь постучали.
- Не заперто! – сообщила Нина Петровна, оборачиваясь через плечо.
Чуть пригнувшись, чтобы не задеть головой о косяк, в дом шагнул высокий грузный мужчина лет сорока пяти- пятидесяти в военно-охотничьем камуфляже, такой же пятнистой, армейского типа, кепкой на голове и армейских же ботинках.
- Утро доброе, - поздоровался он, снимая кепку, под которой оказался короткий «ёжик» тёмно-русых, с густой проседью, волос.