Очень большие деньги - страница 26

Шрифт
Интервал


– Обстоятельства? – хмыкнул Степанков.

– Вот именно, – лаконично подтвердил Глумов. – Так адресок ты мне сразу дашь или попозже?

– Я тебе номер телефона дам, – сказал Степанков. – Записывать не надо – так запомни. Человека зовут Валентином. Просто Валентин, и все. Когда будешь разговаривать, передай большой привет от Владимира Григорьевича. А дальше уже сами там договаривайтесь. Слушай цифры…

Он продиктовал Глумову телефонный номер и посмотрел на часы.

– Ладно, мне бежать надо, – сказал он озабоченно. – Надеюсь, мы все-таки выберем с тобой время, чтобы посидеть как полагается. А то все на бегу да на бегу…

– Слушай, а ты не мог бы меня к себе пристроить? – неожиданно спросил Глумов. – Ну, в охрану, в контору куда-нибудь… Не хочется как говно в проруби мотаться. При деле скорее акклиматизируешься, верно?

Степанков внимательно посмотрел на него.

– Это ты правильно говоришь, что человек при деле быть должен, – кивнул он. – Только куда же я тебя возьму? Ты специфики нашей не знаешь. За баранку тебя сажать, с американским паспортом? Так ты уже все перезабыл. Куда рулить – не знаешь. А в конторе… У нас в конторе, брат, посложнее, чем за баранкой. Ты, знаешь, погоди немного, осмотрись. И я у себя подумаю, куда тебя лучше пристроить. Ну да встретимся еще, куда торопиться?

– Ладно, – сказал Глумов. – Ну, бывай тогда! Спасибо за телефон.

– Да не за что, – великодушно бросил Степанков. – Сочтемся.

Он махнул рукой, повернулся и пошел к выходу грузной, слегка переваливающейся походкой. Глумов задумчиво смотрел ему вслед. Как бы то ни было, кое-чего он сумел добиться. Но и Степанков не лыком шит. Сразу и на загар обратил внимание, и про Анды на ус намотал. Пожалуй, если с паспортом все выгорит, придется намекнуть Кенарю про свои дела. На хлебное место вдруг не пристроишься, да и «крыша» ему сейчас совсем не помешает. Но какая же «крыша» без доверия? Хотя тут тоже свои проблемы. Глумов не знал еще ни одного человека, которому правда хотя бы раз принесла дивиденды. Тот, кто говорит правду, жрет черствый хлеб и умирает в канаве, иногда даже не своей смертью. Хотя и тот, кто врет и крутит, тоже не задерживается на белом свете. Тут уж как повезет.

Глумов не стал допивать свое пиво, бросил на стол деньги и встал со своего места. Он еще раз встретился взглядом с хорошенькой официанткой, но лишь сочувственно ей улыбнулся, и только. Не хотелось пускать корни где попало. Не заметишь, как завтра вся Москва будет в курсе твоих дел.