– Постой, а ответ?! – удивленно прошамкал старший в мужской обители.
– Ответа не требуется, это приказ, надлежащий к немедленному исполнению! – прокричал на скаку рыцарь и уже через миг скрылся во тьме ночи.
* * *
Последние мгновения перед боем всегда тягостны для солдат. В разрывающиеся от пульсирующей в висках крови головы приходят самые страшные мысли. Они парализуют, они заставляют тело неметь, а руки предательски дрожать. Даже опытный воин может легко превратиться в трусливого мышонка, если его вовремя не отвлечь, не заставить бьющееся в судорогах страха сознание работать в совершенно ином русле. Умный командир в такие минуты выкрикивает пламенные речи, пытаясь разжечь воинственный дух и ненависть к врагу; мудрый предводитель воинства действует совсем по-иному, он пошлит, вселяя в души презрение ко всему, в том числе и к собственной жизни. Преподобный отец Патриун не допускал и в мыслях, что его мужественная паства нагрешила ночью возле костров, слишком плотно прижимаясь друг к дружке; но он упорно продолжал играть роль блюстителя нравственности до тех пор, пока над вершиной завала не показалась непропорционально огромная голова первого дикаря.
– Къэргаха-а-а-а! – грозно прокричал воин лесов в медвежьем шлеме, размахивая трофейным филанийским топором и, видимо, призывая своих соплеменников карабкаться по скользким бревнам да доскам быстрее.
– Заткнись, детище преисподней, – даже не удостоив шустрого воина лесов взглядом, произнес отец Патриун и метнул утреннюю звезду.
Разрывая воздух пронзительным свистом, грозное оружие священника устремилось в недолгий полет. По строю филанийцев прокатился злорадный смешок: не каждый день удается увидеть, как тяжелые, покрытые мелкими шипами шары дробят голову врага, а цепь, которой они соединены, обвивается вокруг шеи и отрывает все еще орущее, кровавое месиво от тела.
Первая потеря не устрашила дикарей, но и не привела их в ярость. Смерть в понимании детей леса не конец жизненного пути, а лишь начало нового этапа обучения воина, та грань, которую каждый когда-нибудь, да должен перейти.
Долю секунды обезглавленное тело урваса шаталось, держась рукой за торчащее к небу торцом бревно, затем повалилось на лезущих вверх товарищей. Это замедлило подъем дикарей, но ненадолго, уже через миг на вершине показалась добрая дюжина одетых в шкуры и дубленую кожу фигур.