Эту разношерстную публику, волею случая разместившуюся под одной крышей, рознило весьма многое, например: философ Петушков так и ходил в обтрепанном твидовом пиджачке чуть ли не с чужого плеча, тогда как Модест Иванов щеголял в прекрасных английских костюмах от Маркса и Спенсера; например, Марина Шкуро ездила на «мерседесе» представительского класса, тогда как главным образом троллейбусом пользовалась государственная вдова. Тем не менее всех жильцов дома «ООО Агростиль» объединяло целых два принципиальных обстоятельства, в которых они вряд ли отдавали себе отчет. Во-первых, все эти люди претерпели одну и ту же обратную метаморфозу, отчасти даже противоестественную, вот как если бы не червячок превратился в бабочку, а бабочка в червячка. То есть все они начинали жизнь глупо, отъявленными романтиками, и даже Марк Штемпель по молодости ездил собирать монастырский фольклор на Соловецкие острова. В сущности, по-другому и не могло быть в условиях государственного романтизма как источника всего общественного устройства, но потом привычный ход жизни смешался, социальная поэтика поувяла, инстинкты проклюнулись и вдруг в людях известной закваски случился переворот; переворот этот заключался в том, что ничего стало не стыдно – ни голого меркантилизма, ни жестокости, ни тяги к подлым[2] удовольствиям, не говоря уже о том, что стало не стыдно не знать простых истин и не читать.
Во-вторых, жильцов дома «ООО Агростиль» объединяла еще и такая злокачественная черта, впрочем, общерусская, распространенная в нашем отечестве наравне с пьянством и склонностью к воровству: все они были чем-нибудь да недовольны, у всех было что-нибудь да не так.
Вот из этих-то людей в самом конце прошлого столетия в семи километрах к юго-западу от границ Москвы и сложилось тайное общество «Три нуля». Название это, собственно, относилось к пятнадцатиэтажному жилому дому, построенному на бывших угодьях бывшего колхоза «Луч», и придумали его братеевские мужики, исходя из невразумительного буквосочетания «ООО» при более или менее понятном существительном «Агростиль».
В предчувствии октября. В тот год осень выдалась необыкновенная, какие очень редко повторяются в нашей климатической зоне, вообще мало расположенной к человеку и ограниченно годящейся для житья. Еще в конце августа стояла изнурительная жара, вокруг столицы горели торфяники и в воздухе висел чад, как вдруг установилась чудесная погода: грянули дожди и вслед за ними настало ровное, какое-то благонадежное тепло градусов в семнадцать-восемнадцать, небо очистилось совершенно, птицы заголосили по-летнему и под Москвой вдругорядь зацвели яблоневые сады. Покуда ничто не намекало на грядущее замирание природы, разве что береза местами подернулась янтарем, но в прелых запахах, в усталых тонах зеленого и голубого, в жидкой тени от кустов и заборов, как-то вдруг похолодавшей воде уже почувствовалось приближение октября.