Все было как во сне, где движения тягуче-медленные. Я повернулся, вглядываясь в темную аллею, в конце которой на снегу ничком лежал Родион. Кажется, я что-то крикнул и кинулся к нему. В темной норковой шубе он напоминал убитого медведя, но больше всего меня поразило, что в такой беспомощной, нелепой позе у моих ног лежит сильный и властный человек, крепче которого, казалось, стоять на земле не может никто.
Я рухнул перед ним на колени, схватил за плечи и попытался поднять тяжелое тело, чтобы не видеть его брошенным на снег. Но Родион вдруг зашевелился, приподнялся и сел, тряся головой. Если бы он тогда рассмеялся и признался, что разыграл меня, я бы безоговорочно перестал верить в то, что слышал выстрел, и принял бы его за плод собственной фантазии. Но даже в плотных сумерках было заметно, как Родион напуган. Лицо его было настолько бледным, что можно было подумать, будто оно припорошено снежной мукой.
– Что это? – спросил он, до боли впиваясь пальцами мне в плечо. Он смотрел в ту сторону, откуда я только что прибежал. – В меня стреляли?
Я тряс его за плечи. Мне важно было узнать другое.
– Ты ранен? – хриплым голосом спрашивал я. – Все цело?
– Да откуда я знаю?! – раздраженно ответил Родион и оперся о мое плечо. – Ну-ка, помоги встать!
Помню, какой ужас наполнил мою душу, когда мы быстро возвращались по аллее и я уловил едва ощутимый запах пороховой гари – совсем рядом с тем местом, где я услышал выстрел. И я видел, как Родион, привыкший играть со смертью в горах, вдруг сник и лицо его приняло выражение покорной обреченности.
Мы вломились в кабинет его отца, и Родион, не говоря ни слова, тотчас принялся стаскивать с себя шубу, расправил ее, нашел в складках две маленькие, с палец, дырки, затем швырнул шубу на пол и тяжело сел на диван. Низкорослый, седой, тщедушный, не по годам подвижный князь Орлов, кажется, все понял без слов, схватился за колокольчик, но в коридоре уже гремели ботинками охранники. Потом кабинет стал наполняться служащими и эмоциями. Родион пил водку и отвечал на вопросы начальника охраны односложно и без охоты. Зачем-то зашла глухонемая садовница, одетая в телогрейку, повязанная платком. Мне запомнились ее глаза: сколько в них было бессловесного ужаса! Родион при ней немного ожил, встал с дивана, взял женщину за плечи и громко, артикулируя, сказал: