– Можешь проваливать, – глухим голосом ответила Татьяна. – Я ни о чем не буду с ним говорить.
– Даже ради его жизни и своего благополучия?
– Ты напрасно считаешь себя незаменимым.
– У тебя есть выбор?
– Сюда скоро должен прилететь спасательный вертолет.
– Сюда? Скоро? – возмутился я наивности девушки. – Это же Гималаи, милая! И находимся мы в Непале!
– Не называй меня милой!
– Тогда я буду называть тебя глупой. Когда сюда прилетит спасательный вертолет, инспектор умрет от гангрены, а ты сойдешь с ума от печали.
– Зато ты, наверное, будешь счастлив!
– Господи, и как только твое солнечное личико выдерживает столько презрения!
– Ты достоин не только презрения! Дебил!
– Нахожу успокоение в том, что ты в конце концов послушаешься этого дебила.
Инспектор не терял времени даром и внимательно прислушивался к нашей беседе на непонятном для него русском языке. По интонации он должен был догадаться, что до взаимного признания в любви еще далеко, а это не в его пользу. Дождавшись паузы, в ходе которой Татьяна мысленно модулировала новые оскорбления в мой адрес, он зашевелился в своем окопе и могильным голосом позвал меня:
– Подойдите, пожалуйста… Кхы-кхы… Ворохтин… господин Ворохтин…
Татьяна, следуя извечному бабьему инстинкту руководить мужчиной, к которому неравнодушна, не преминула меня вдохновить:
– Иди же, не стой!
– На бой Руслана с головой, – добавил я и послушно подошел к Колобку. Он грустил, словно его покусал высокогорный цзо, но во взгляде еще присутствовала сталь.
– Сядьте, – предложил он, хотя сесть я мог только ему на голову. – Давайте поговорим как мужчина с мужчиной. Я действительно немного погорячился.
И он кинул полный раскаяния взгляд на покореженный вертолетный фюзеляж.
– И с Бадуром вы погорячились, – тотчас принялся я отвоевывать оккупированные позиции.
– Но он сказал мне, что вы отравили его какими-то таблетками.
– Эти таблетки мне дал врач. Обыкновенные витамины.
– Допускаю. Изо рта Бадура сильно пахло спиртным.
– Вот видите: портер страдает редкой формой высокогорного алкоголизма, а вы сразу обвинили меня в коварном умысле.
– Да разве это я? – махнул рукой инспектор и принялся отрывать ледяные колтуны с обтрепанных рукавов свитера.
Инспектор соглашался со мной запросто. Он уступал в мелочах, чтобы я уступил ему в главном.
– И криков о помощи не было, – внес я еще один пункт обвинения в список на реабилитацию.