Вверху ярко светило солнце, впереди была запруженная еле движущимися телегами дорога, а еще дальше, шагах в тридцати, виднелось огромное серое пятно, постепенно принимавшее очертания крепостной стены Денборга и его главных ворот.
– Ну чо, очухался? – прозвучал откуда-то сверху и сбоку знакомый голос с режущим слух шеварийским акцентом.
Штелер осторожно повернул голову на звук. Как ни странно, но при виде невыспавшейся, опухшей физиономии шеварийского торговца ему стало легче… значительно легче. Боль в голове сначала ослабела, а затем совсем ушла, как поспешно ретируется базарный воришка, заметив в толпе потертые камзолы стражников.
Его собеседник по прошлой ночи ехал рядом с телегой на лошади. Ехал – громко сказано, скорее просто сидел в седле, поскольку кобыла едва передвигала ногами, как, впрочем, и все остальные животные вместе с пешими странниками, столпившимися в ранний утренний час перед главными воротами герканской колониальной столицы.
Досмотр грузов и вещевых мешков проводился с особой тщательностью, но вот только непонятно, что стражники хотели найти. Они переворачивали вверх дном содержимое всех тюков и мешков, но между тем разрешали приезжим проносить в город оружие и те товары, которые всего месяц назад считались контрабандой. Если они искали кого-то, то вели себя глупо, даже карл или гном не поместятся в вещевом мешке, да и когда их в последний раз видели, гномов?
– Филанийцев в Денборг таперича не пущают, а с ними и тех, кто с филанийской границы пришел… акромя купцов денборгской гильдии… Нам поблажка, с пониманием власти к делам торговым относятся, – как будто прочитав мысли бывшего полковника, пояснил купец. – А так, если у кого хоть зекарлоцку, хоть слезник найдут, сразу взашей погонят!
Штелера опять передернуло. Ну, разве трудно было проклятому шеварийцу сказать «зеркальце» или «платок»? Он то говорил нормально, то, как будто нарочно, вворачивал в речь словечки из своего уродского языка, получая наслаждение при виде того, как их звучание коробит лица герканцев.
– Что со мной было? – спросил бывший полковник, с кряхтением и оханьем поднявшись и сев на телеге, груженной тюками со шкурами филанийской выделки.
– А чо с тобой было? – хмыкнул в торчащую ежиком бороду торговец. – Опился дурным пивом на тощий желудок, вот и повело! Поди, раньше никогда крестьянского пойла не пивал?!