В общем, вернуть-то я его вернула, но у нас всё равно ничего не получилось. Попробовали – как-то не то, пресно. Он целует, а у меня эмоций – ноль, как будто мы с ним родственники. У него, наверное, так же.
Вот мы и решили остаться друзьями. И дружить у нас, пожалуй, получалось неплохо. Во всяком случае, мне с ним было легче и проще, чем со всеми остальными. Поэтому я даже и не удивилась, что Киселёв, один-единственный, примчался почти сразу. Обнимал, утешал, нёс всякую околесицу, чтобы вывести меня из ступора.
Ах, ну и отец, конечно же, явился. Вместе со своей новой женой, Верой. Она фальшиво сочувствовала. Он сухо распоряжался: вынос в три, транспорт, Смоленское кладбище, поминальный обед, ресторан «Наутилус»…
Лицо у самого – как гипсовая маска, в глазах – ни грусти, ни жалости. Он просто делал то, что должен. А по его понятиям, помогать дочери с похоронами он должен, проявлять эмоции – нет. А может, и не было у него никаких эмоций?
Уходя, не удержался, сказал: вот так и бывает. Так и заканчивают жизнь никчёмные, непутёвые люди.
В другой раз я бы, может, и промолчала как обычно. Потому что до сих пор, в свои двадцать два, я его немного побаивалась. В гневе отец неистов и тем страшен. Но и когда спокоен, рядом с ним не по себе. Он как хищник, мимо которого лучше вообще не ходить.
Но горе, оказывается, здорово притупляет базовые инстинкты.
– Не смей так о ней! – прикрикнула я на него.
Отец всколыхнулся, гипсовое лицо тотчас ожило, потемнело, ноздри раздулись, как у боевого быка, но тут сразу же подсуетилась Вера. Повисла у него на руке, залепетала:
– Серёжа, Серёжа, успокойся, держи себя в руках. У Линочки такое горе…
Голос у Веры шелестящий и приторный, мне аж скривиться захотелось. А отец – ничего, вник её призыву, ни слова больше не сказал, только метнул недобрый взгляд. Но к этому мы привычные, он на меня всегда только так и смотрит.
***
В «Наутилус» я не поехала, я даже не стала садиться ни в один из микроавтобусов, что организовал отец. Точнее, распорядился, чтобы были в нужном месте в нужный час одинаковые белые ниссаны с логотипом отцовского завода «Мегатэк» на боку, прямо как с конвейерной ленты.
Подозреваю, что и большинство «скорбящих», которые толпой набились в ритуальный зал, тоже из отцовской конторы. У мамы и знакомых-то столько не набралось бы, тем более женского пола, сколько возжелало прийти с ней проститься.