только не старой, а молодой и прекрасной, в бальном платье и атласных туфельках, которая весело смеялась и блестела глазами, а над верхней губой у нее была приклеена по тогдашней моде соблазнительная мушка. Анна Федотовна была красиво причесана, с розами в волосах, а ее завитые локоны спускались на гладкие, открытые напудренные плечи… Красавица легко скользила по наборному паркету дворцовой залы и манила девочку за собой.
– Идем, Аннушка, я тебе скажу что-то… Какой резон в простой и скучной жизни? С моей тайной не видать тебе покоя вовеки! Я тебе расскажу о странной силе…
На этом месте, раз за разом, сон обрывался.
Аня продолжала ходить с бабушкой в театр. Она смотрела оперу «Пиковая дама» десятки раз, замирая от звуков музыки, полных смятения, зловещих предчувствий и ожидания любви. Герману являлся призрак старой графини, Лиза ломала руки и прощалась с жизнью, деньги сыпались на зеленое сукно карточных столов…
– Меня тоже зовут Анна! – с болезненным наслаждением думала девочка, и в ее сердце рождалась блаженная и страшная истома. – Меня тоже…
Анна Наумовна качнула головой, отгоняя детские воспоминания. Она почти пришла. Одинокий фонарь освещал старый двор. Вот и дом, где они с бабушкой прожили все эти годы! Теперь Анна осталась в квартире одна. Род ее занятий давно требовал сменить жилье на более просторное, чтобы был большой холл, несколько комнат, отдельная спальня, но… жаль было расставаться с прошлым.
Анна Наумовна Левитина вздохнула, отряхнула с пальто и шляпки сырой снег и вошла в полутемный подъезд.
Аврора… Богиня утренней зари!
Когда усталая, тяжелая тьма ночи отступает, восточный край неба начинает медленно светлеть, пробуждаясь ото сна. Таинственное розовато-лиловое сияние возвещает о приходе ее, – Авроры, – юной и прекрасной, подобной цветущему миндалю на синем бархате небесной долины…
– У девочки должно быть нормальное имя, – говорил отец. – Над ней будут смеяться, начиная с детского садика! Почему бы не назвать ее Светой или Мариной?
Намерение супруги дать дочери имя Аврора, привело Евгения Николаевича Городецкого в ужас. Он работал старшим инженером на крупном оборонном предприятии и был твердым материалистом, начисто лишенным склонности к лирическим фантазиям. Романтическая и несколько рассеянная натура жены Леокадии выводила его из себя. Он был прагматиком до мозга костей, и «блуждающие в тумане иллюзий» взгляды супруги не на шутку его раздражали.