* * *
Трюм оказался куда менее живописным местом, чем представлялось Никите по книжкам и кино. Вернее, его живописность была весьма своеобразной. Его заперли в некое подобие сарая со скошенной стенкой – бортом, судя по всему. Сидеть можно было только на шпангоуте, сыром и склизком. Ноги разом оказались погружены в какое-то вонючее месиво, и в кроссовки тут же начала проникать отвратительная влага. Тьму немного рассеивал тусклый лучик фонаря, проникающий сквозь щель в двери. Довершала колорит невероятная, ни с чем не сравнимая вонь.
Руки тут же оказались вымазанными густой слизью, которой, казалось, было покрыто здесь все. Надо было немедленно успокоиться и возобновлять попытки вынырнуть. Но вместо спокойствия нахлынуло вдруг бешенство. Никита в сердцах выматерился и треснул кулаком в дверь.
За стенкой раздался тихий, но вполне слышимый смех.
– Кто это? Кто здесь? – встрепенулся Никита. Больше заточения под замком он боялся сгинуть в одиночестве.
– Узник, – ерническим голосом ответили ему. – Такой же, как и ты, узник трюма…
– Не пойму, что вас так забавляет, – сказал Никита.
На душе стало не в пример легче. Все-таки два человека – это гораздо больше, чем просто один плюс один. По сути, это больше как минимум на порядок. Сиди Эдмон Дантес в своем каменном мешке один – у Дюма вышел бы короткий рассказ о том, как человек сходит с ума. А как только у него появился сосед – возник сюжет для эпохального двухтомного романа.
– А меня забавляет мое положение, – охотно ответил невидимый собеседник. – Кто бы мог подумать, что меня когда-нибудь будут держать в трюме настоящего пиратского корабля? Нет, я об этом даже мечтать не мог…
– Да, интересное у вас отношение к жизни, – отозвался Никита. – А если нас возьмут да и повесят на реях?
– О! Это был бы просто удивительный конец моей биографии! – восторженно воскликнул незнакомец, и Никита представил себе даже, как тот потирает руки в предвкушении расправы.
«Мазохист какой-то», – решил Никита, а вслух сказал:
– Искренне завидую вашему оптимизму.
– Я бы тебе посоветовал никому и никогда не завидовать, – ответил незнакомец, и в голосе его, казалось, поубавилось оптимизма. – Ведь неизвестно, отчего человек иногда может радоваться смерти…
Никита не успел призадуматься над словами странного собеседника, а тот уже снова развеселился: