– Вот паршивец! – прошипел вконец разъяренный папа. – Я тебе даю все, что в моих силах, чего тебе еще не хватает?! Что, твою мать, тебе не хватает, что ты начал выпивать в пятнадцать и воровать?! Может, ты еще и куришь?
– Может и курю, – безучастно отозвался брат. – А тебе не плевать? Как было плевать все четырнадцать лет до этого? Когда это ты успел стать любящим папашей, а?
О, Боже…
– Марик, замолчи! – взмолилась я. – Па, не слушай его, он просто с ума сошел, он говорит не то, что хочет. Ну па-а-ап, прошу тебя, давай он сначала успокоиться? Он же все врет, он не виноват…
– Поля, не вмешивайся! Иди в свою комнату! – впервые отец поднял на меня голос.
Я вздрогнула от неожиданности и сделала несколько шагов назад, беспомощно переводя взгляд с папы на Марка и обратно. Однако никуда не ушла. И не уйду. Я должна хоть как-то помочь.
Не смогла. Я ничего не смогла сделать, и из-за этого чувствовала себя отвратительно. После еще десяти минут тирады от родителя, который пытался до последнего достучаться до безучастного брата, он постановил:
– Мое терпение закончилось. Собирай свои вещи.
– Пап… – я со слезами на глазах посмотрела на него.
– Ни слова, Полина! Все уже решено.
А Марк обжег меня холодом своего взгляда, и в нем, среди арктического льда, я отыскала презрение… Ко мне. А затем он быстро поднялся по лестнице и скрылся в коридоре.
Я побежала следом, чтобы догнать и расспросить его, но от большой спешки я упала на ступеньке, разбив в кровь колени. Но даже боль меня не остановила, однако я все равно не успела. Марик запер дверь в свою комнату, и как бы я не стучала и просила открыть, он меня игнорировал.
– Марик, пожалуйста…
Он словно замуровал себя в непробиваемый кокон, сквозь который звук не доносился. И ни мои слезы, ни просьбы - абсолютно ничего он не слышал. А я просидела до позднего вечера у него порога, ожидая, что он выйдет, что мы снова помиримся, и все снова станет хорошо.
Не стало.
Ничего не стало хорошо.
Я много раз говорила отцу, что Марк не грабил киоск. Рассказывала ту версию, что он мне поведал, но, как бы сильно не старалась уговорить его изменить своё решение, он оставался непреклонным, да и Марик не сопротивлялся. Ему было всё равно, что его отправляют в исправительный центр для трудных подростков. Как позже выяснилось, надолго.