Время шло, но в тазике ничего не происходило, бумага оставалась такой же светлой, как была. Горецкий скосил глаза на часы и произнес:
– Ну что ж, можно с уверенностью сказать, что полковник Азаров свой конверт не вскрывал.
– Да я примерно так и думал, – пробормотал Борис. – У полковника свои проблемы, но он не предатель.
Горецкий вынул бумагу из ванночки и бросил ее на стол. Затем взял второй конверт, на котором стояла пометка «М».
– Это конверт ротмистра Мальцева, – пояснил полковник и вскрыл конверт ножом. Он опустил квадратик фотографической бумаги в ванночку.
Борис с волнением наблюдал за происходящим. Время шло, но бумага, как и в первый раз, не изменила своего цвета.
Горецкий достал листок из проявителя и сказал:
– Мальцев тоже не вскрывал свой конверт.
Следующим был пакет Осоргина. Его листок также не изменил свой цвет в проявителе.
Вскрывая следующий конверт, на котором стояла буква «К» – Коновалов, Аркадий Петрович заметил в некотором смущении:
– Если все пять бумажек не изменят цвет, мы останемся там, где были: все пятеро офицеров остаются одинаково подозрительны. То, что никто из них не вскрыл конверт, не говорит нам ровно ни о чем, разве что об осторожности и подозрительности предателя. Наш эксперимент с фотобумагой может оказаться полезен только в том случае, если один из оставшихся листков будет засвечен.
С этими словами Горецкий опустил в ванночку листок штабс-капитана Коновалова.
Драматичность происходящего притупилась от повторения. Борис смотрел на проявляющуюся фотобумагу без прежнего интереса. У него шевельнулось даже смутное подозрение, что Горецкий устроил для него маленький спектакль, нарезав на пять кусочков лист обыкновенной плотной бумаги. Но он одернул себя, сообразив, что полковник Горецкий – человек серьезный, ему некогда забавляться. Время шло, четвертый листок тоже не хотел изменять свой цвет.
– Что ж, – Горецкий взял последний листок с буквой «Б» в уголке, – проверяем последнюю кандидатуру – есаула Бережного.
Борису окончательно надоели фотографические опыты полковника, он отвернулся от ванночки с проявителем, поэтому возглас Горецкого заставил его вздрогнуть:
– Смотрите, Борис Андреевич! Эксперимент увенчался успехом!
На глазах Бориса листок в ванночке постепенно темнел. Прошло полминуты, и из белой бумага превратилась в черную.