Женщины советов не давали, а, подперев щеки ладонями, жалостно смотрели на нас, особенно на Алешку. Потом одна, долго наблюдавшая, как Алешка распоряжается в лодке, признала: «А ничего – малец шустрый. Этот не пропадет и в море», – и все согласно закивали головами в платочках.
Переход нам предстоял действительно очень сложный. Не зря папа все время смотрел в карту. Мы должны были пересечь губу в самой широкой части, фактически выйти в открытое море. Потому что отсюда противоположный берег, где находилась Биостанция, мы разглядеть не могли – только чуть виднелось что-то вдали как длинное синее облако на поверхности моря.
Алешка тоже лез в карту, что-то соображал, а потом заявил:
– Подумаешь! Все ясно. Сначала вверх, а потом влево. Делов-то!
– На север, а потом на запад, – машинально поправил его папа.
Тут прибежал дед Акимыч с красным ухом и сказал:
– Чего там. Давайте я вас на буксире оттарабаню. Я энтот путь с закрытыми глазами знаю. Как свою горницу.
Тут все женщины завыли и стали отталкивать деда от причала и кричать нам:
– Не верьте ему! Или заблудится, или утопит всех! Уходите скорея!
Дед обиделся, но виду не показал и бросил Алешке сверток:
– Держи, малец, подарок от Акимыча!
И мы поплыли. Алешка долго стоял на корме и важно приветствовал провожающих, помахивая ладонью поднятой руки. Как член правительства. Потом неожиданная волна от буксира ударила лодку в борт, Лешка не удержался на ногах и плюхнулся маме на колени. Мама обхватила его руками, и они о чем-то пошептались, а потом стали разворачивать сверток. В нем оказалась настоящая морская тельняшка. Алешка взвизгнул и стал ее примерять. Прямо на куртку. Сначала я ему немного позавидовал, а потом, когда он натянул ее, успокоился: рукава висят ниже колен, а подол – ниже пяток.
– Ничего, – сказал папа. – Хорошая ночная рубашка…
Плыли мы очень долго. Даже немного надоело. И страшновато было. Особенно, когда за кормой исчезли силуэты кранов и растаял в белесой мгле сам остров, а впереди все так же далеко и недосягаемо синел противоположный берег.
Но я все время думал о древних мореплавателях, которые месяцами плыли неизвестно куда без папы и мамы и терпели всякие лишения, а потом их имена навсегда входили в историю мореплавания и великих открытий.