Костику было жутко, как в кошмарном сне, когда стараешься убежать от страшного на ватных ногах, а оружие твое стреляет во врага ватными пулями…
И тут Костик вспомнил про пистолет. Сунул руку под подушку, нащупал теплую рифленую рукоять – и стало спокойнее, появилась уверенность. Он откинул одеяло, не спуская глаз с шевелящегося ключа, подкрался к двери, приложил к ней ухо – там, в коридоре, кто-то недовольно сопел и что-то бормотал.
– Кто там? – грозно, как ему казалось, окликнул Костик, ожидая, что в ответ ему взвоет какой-нибудь туманный призрак и просочится в комнату сквозь дверную щель.
Но за дверью что-то звякнуло в пол и послышались торопливые убегающие шаги.
Костик включил свет, повернул ключ, распахнул дверь. И никого не увидел. Только мелькнула в конце коридора неясная тень. А в свете, падающем из комнаты на пол, что-то блеснуло. Костик нагнулся и поднял какую-то непонятную железячку вроде изогнутой проволоки с мелкой гребеночкой на конце. Мальчик машинально сунул ее в карман пижамы и, не убирая пистолет, пошел вдоль коридора, нажимая по очереди на ручки дверей. Ни одна из них не открылась.
Костик вернулся в номер, запер дверь, обмотал бечевку с бирочкой вокруг ручки. И просидел в кресле до утра, положив на колено руку с зажатым в ней пистолетом…
Глава IV
Тайна князя Оболенского
– C чем пожаловали, отроки? – приветствовал друзей Саша, одетый на этот раз в вороненую кирасу и ботфорты, как у кота в сапогах.
Ребята не сразу ответили, потому что их новый знакомый занимался очень интересным делом: натягивал специальным механизмом тетиву арбалета.
Он вложил в него короткую толстую стрелу с черным оперением, взял арбалет на изготовку.
– Такая стрела на ста саженях любые доспехи брала, – похвалился «мушкетер», выискивая глазами цель.
Разговор происходил в холле, и подобрать мишень было сложно. Саша несколько раз наводил оружие на уродливую вазу, возвышавшуюся на не менее уродливой подставке.
– Руки чешутся, – пожаловался он. – Да нельзя. Ее какой-то коммерсант передал в дар, обидится, деньжатами обделит.
– А вы это… Мегеру подстрелите, – посоветовал Миха. – Она все равно разваливается. Однозначно.
– Скажешь тоже, – фыркнул Саша, – ей триста лет.
– Тем более, не жалко… А, щас, принесу, – сообразил Миха и выскочил на улицу.
Вернулся он с тяжелой дубовой крышкой от кадки, прислонил ее к стене.