А потом на севере, когда я оставался ночевать на снегу, Генка находил меня и вел к себе домой – он служил на берегу, а я на лодке, но ему дали квартиру – маленькую – и у него не было жены, и потом, когда уже была жена, а квартира была двухкомнатная, он опять находил меня где-то в подворотне и вел к себе, а я играл с его сыном и ночевал, и его Надя кормила меня макаронами, которые я терпеть не могу.
Это Генка перетянул меня на берег. Это он звонил, хлопотал, а они говорят, что он такой и сякой. Это он однажды отбил Эдика Агамерзаева у каких-то бандитов на вокзале, которые подумали, что если Эдик на лицо черен, то это конкурент по спекуляции билетами, а Эдик – мастер всяких восточных единоборств – растерялся, а может на него подействовали бесчисленные проверки у него документов – Эдика все время куда-то волокут и там он доказывает, что он – офицер и за Россию.
Генка налетел и раскидал всех, а потом, когда все уже лежали, сказал: «Пойдем отсюда Эдуард!» – а он же худой и тощий.
Так что они не правы, когда говорят про его диссертацию и все прочее. Но я киваю: «Да, да, конечно», – потому, когда думаю про Генку, у меня невольно на лице улыбка, и это им не объяснить.
ГЛАЗА
– Товарищ курсант! Почему вы в таком виде?
А в каком я виде? Меня только что остановил патруль. Вроде нормальный был у меня вид.
И начал я себя оглядывать. Господи, да я же весь растерзан, рубаха порвана, какие-то красные тряпки из меня торчат.
Я поднимаю глаза на начальника патруля и застываю от ужаса: у него рога растут. Прямо из головы. Огромные, как у быка.
Нет! Уже как у оленя.
И изо рта у него торчит алый, жадный язык.
Я весь пошел в пупырышку. И каждая моя пупырышка была размером с око вепря. А он говорит, губы шевелятся, но я его не слышу и двинуться не могу.
В эту минуту я и проснулся.
В училище я все время сплю: на занятиях, дневальным, завернувшись в бушлаты, что на вешалку повешены, в аквариуме на КПП, стоя у батареи в сушилке – там спи – не тепло. Даже на физзарядке сплю. Бежим в строю, а у меня сознание пропадает.
А после физзарядки я уснул в умывальнике с зубной щеткой во рту.
Ну, а в метро сам Бог велел. Я однажды стоял и все время вырубался стоя.
И в очередной раз заснул покрепче и равновесие, естественно, потерял. Стал падать. Но «асфальт» до конца не поднялся, я выставил ногу. А народ – ну хоть кто бы схватил или поддержал бы как. На худой конец разбудили бы. Так ведь нет, все просто бросились врассыпную. И потом как не в чем ни бывало: стоят смотрят дальше.