Я предложил Чеботаревскому сесть у самого стола и подал постановление о прекращении уголовного преследования и освобождения из-под стражи.
Он сдержанно вздохнул, не предвидя, конечно, что таит в себе лист бумаги, и стал внимательно читать.
Потом уронил руки на стол, ткнулся в них головой и разрыдался, содрогаясь всем телом.
В горле у меня защекотало.
– Ну вот!.. Зачем же плакать? Все хорошо…
Кирюха поднял голову. В глазах его была радость, которую он не мог сдержать, растерянность и слезы. Слезы – крупные, как у обиженного ребенка, – катились по смуглым щекам.
– Это правда? – не веря еще, спросил он.
– Правда, – ответил я.
– И я могу называть вас уже не гражданин, а товарищ начальник?
– Можешь.
– Спасибо, товарищ начальник. Значит, я свободен?
– Свободен.
А слезы по-прежнему сыпались из его огромных черных глаз и падали на постановление, лежавшее перед ним.
– Ты же размочишь мне официальный документ, – пошутил я. – Придется перепечатывать заново.
Кирюха улыбнулся:
– Простите, товарищ начальник. Это я с радости.
– Подпиши постановление.
Чеботаревский размашисто вывел свою длинную фамилию и, подавая мне лист бумаги, сказал не без гордости:
– Подпись у меня только на червонцах ставить. – Он уже оправился от свалившегося на него нежданно счастья.
– Хорошая подпись. Четкая, ясная, крупная, – одобрил я.
Затем я вручил Чеботаревскому паспорт и другие документы, изъятые у него при аресте, и позвал конвоира.
– Дело на товарища Чеботаревского прекращено, и из-под стражи он освобождается. Проводите его к коменданту. Тот в курсе дела.
Я подал руку Кириллу и пожелал счастливо встретить Новый год.
Он долго тискал мою руку своими двумя, а потом, вдруг вспомнив что-то, спросил:
– Можно, товарищ начальник, еще раз поглядеть на бумагу?
Я улыбнулся и подал постановление.
Конвоир покрутил головой и тоже улыбнулся. Глаза его как бы говорили: «Не верит. Хочет еще раз убедиться».
Я тоже так подумал. Но и конвоир, и я ошиблись. Чеботаревский быстро пробежал глазами текст, нашел, видно, нужное ему место и вернул мне постановление.
– Вы, значит, товарищ начальник, и есть Безродный?
«Этого только не хватало», – подумал я и ответил отрицательно.
– А можно узнать, как ваша фамилия?
Я назвал.
– Ага… – закивал Чеботаревский. – Значит, Трапезников, Селиваненко и Брагин. Ну что ж… Вас троих я по гроб жизни не забуду. За правду. А если будут у меня дети и внуки, то и они не забудут.