— Мое имя Алихан. Я полководец армии Тегерана, и твой новый хозяин. Отныне ты моя рабыня, и будешь мне подчиняться. Во всем.
Я стою перед этим огромным воином на коленях, прижимая разорванную майку к себе, и не верю в то, что слышу. Меня так сильно колотит от жуткого страха и пронизывающего холода, что я даже ответить ничего не могу. Слово окаменела вся, застыла, и чувствую только, как соленые слезы стекают по обледенелым щекам.
Если до этого я думала, что попав в лапы к Икрану, мне не посчастливилось, то теперь я понимаю, что настоящий ад для меня только начинается.
Услышанное омутом ледяной воды обрушивается на меня. Я не верю в это. Этого просто не может быть. Я стою перед этим огромным воином на коленях. Он все также наступает ногой на мою цепь, словно я какая-то собака дворовая, которую хотят приструнить к месту. Немыслимо.
— Нет, пожалуйста! Я не ваша рабыня. Отпустите меня. Я домой хочу.
Сжимаюсь вся и замираю на месте, когда огромной рукой мужчина берет один локон моих светлых волос и перебирает его пальцами. Он не делает мне больно, но от одного только понимания, что дикарь сейчас смотрит на меня как на простой товар, а не на человека, горит все тело.
Его суровое лицо могло бы показаться мне притягательным, если бы не было таким жестоким и страшным в этот момент. Он слишком близко, и от близости этой я даже дышать не могу. Стараясь сдержать всхлипы и все также обхватывая свое дрожащее тело руками, смотрю на меч его огромный, из под которого уже натекла целая лужа алой крови, промочив ею сухую землю.
Эта близость кажется мне запредельной и неправильной. Воин словно заполнил собой все пространство, и мне не хватает воздуха рядом с ним. Он слишком близко и опасно ко мне. Дикарь может убить меня одним махом, а я…даже испугаться не успею.
— Необычная. Саназ будешь.
Непонимающе хлопаю на него ресницами. Он что, только что новое имя мне дал? Ну уж нет. Не бывать этому!
— Я не Саназ! Я Вика. Меня Викторией зовут.
— Больше нет. Ты моя рабыня, и будешь носить то имя, которое я тебе дал. Ты теперь Саназ. Вставай, рабыня. Поклонись своему Господину.
— Нет, пожалуйста, вы не можете! Я домой хочу, родителей увидеть хочу! Прошу, отпустите меня.
Я смотрю на Алихана снизу вверх, и не нахожу в нем ни единой эмоции жалости или сострадания к себе. Он словно камень твердый, скалистый, и веет от него лишь холодном могильным, а еще…презрением. Ко мне. Словно я не важнее чем жалкая маленькая мошка, пролетающая над его головой.