– Вот и жрите говно свое, сволочи! – доходяга Чумаченко по кличке Чума, получивший срок за то, что по пьяни сбил на своем «запорожце» столетнюю бабку, выругался в сторону братвы, смачно выплюнул последний зуб. – Гы-гы! – хохотнул дебело. Кряхтя, присел на корточки, поднял с земли черно-желтый резец с крупным крючковатым корнем и принялся внимательно рассматривать его со всех сторон, как будто нашел, как минимум, алмаз в двадцать каратов. – Гы-гы! Мужики! Посмотрите! – зашамкал он беззубым ртом, подзывая других горемык, – ха-ха-ха! Здоровый какой! Гы-гы-гы! Ха-ха-ха! – Смех его стал громким, писклявым и истеричным. – Огромный-то какой! – Несчастный Чума безуспешно попытался вставить выпавший зуб обратно в воспаленную кровоточащую десну, но промерзшие пальцы не слушались, резец упал на стылую каменистую почву. А мужичок в голос разрыдался. Из глаз брызнули слезы, потекли по щекам, оставляя на черной от пыли коже светлые полоски.
…Бесчувственных пацанов закинули в кузов грузовика, как мешки с картошкой.
Взревел дизельный двигатель, и машина тронулась в сторону колонии.
Ночь на «зоне» – липкая тварь. Стоит упасть на жесткую казенную койку и прикоснуться щекой к плоской, набитой соломой, подушке, как она сразу же обволакивает тебя теплой кисельной массой, затягивая в кошмарные сновидения, безжалостно терзает душу и тело, не отпуская до самого утра.
Но сегодня ночь была иной. Впервые за шесть лет Таганке не снились кошмары.
Во сне к нему пришла Танька – продавщица из привокзального киоска.
Тогда, в 1984-м, в Москве на «трех вокзалах» только начали открываться кооперативные ларьки. Торговали всякой мелочью: дырявыми польскими презервативами и гнилыми марокканскими бананами, китайскими пистолетами «ТТ» и американской жевательной резинкой, успешно произведенной в подмосковных Солнцеве или Люберцах. Братва, понятное дело, взяла эти торговые точки под свой контроль. И Андрей как-то наведался к Таньке «за долей малой», которую торговка должна была еженедельно «отстегивать» пацанам «за охрану».
Маленькое окошко киоска оказалось закрытым, болталась табличка «Обед». «Мы пойдем другим путем», – подумал Таганка и обошел строение.
– Привет, Танюха! – браток без стука открыл дверь ларька и шагнул внутрь.
Как шагнул, так и замер, проглотив язык. Девчонка в это время примеряла черные колготки-«сеточку». На голую попу примеряла. Случайно так все по времени совпало или деваха нарочно ждала появления Андрея, о том новейшая история страны стыдливо умалчивает. Но в ту секунду, когда реальный пацан Андрюха Таганка, совершенно обалдев, замер на пороге киоска, Танечка стояла, как та избушка на курьих ножках, – к лесу передом, к Андрюхе задом. И – чуть-чуть наклонившись…