– Ты, Гошка, хороший, только… ну я не знаю, как сказать. Вот смотри: ночь, cтепь… Ты хотел бы пойти в поход далеко-далеко, километров… на сто?
– Нет, не хотел бы, – сказал Гошка. – Мы как-то в армии ходили на двадцать пять километров, я портянку плохо намотал и ногу стер до крови.
– При чем здесь портянка? – вздохнула Санька.
– Как – при чем? Чтобы ходить в походы, надо уметь портянки наматывать.
– Вот видишь… портянки. А вот скажи, ты хотел бы совершить какой-нибудь подвиг?
– Зачем?
– Ну ни за чем. Просто так.
– Просто так не хотел бы, – сказал Гошка. – Вот если б для дела…
– А для меня?
– Для тебя?
– Да, для меня. Соверши для меня какой-нибудь подвиг.
– А какой? Ну хочешь, я тебя… на руках понесу?
– Понеси меня на руках, – упавшим голосом сказала Санька.
Дядя Леша не поверил своим ушам, приподнялся на локте и неодобрительно посмотрел вслед уносящему Саньку Гошке. Виданное ли дело – девок на руках носить! И вслух передразнил: «Хочешь, я тебя на руках понесу!»
Чудная молодежь пошла! Он вот свою жену никогда на руках не носил. Да и то сказать, в ней и смолоду пудов шесть было…
– Стой! Кто идет? – крикнул дядя Леша и на всякий случай потянул к себе заряженное солью ружье.
– Я, – ответила, приближаясь, расплывчатая в темноте фигура, и дядя Леша узнал в ней собственную супругу.
– А я уж тебя хотел солью, – сказал дядя Леша. – Чего пришла-то?
– Та вот сметанки тоби прынэсла. Исты будэшь?
Дядя Леша только сейчас вспомнил, что он сегодня не ужинал. Он встал с брички и, разминая затекшие ноги, сказал:
– Пойдем, вон там на приступочках посидим.
– А ружье где?
– Там, в бричке. Нехай лежит.
Яковлевна размотала тряпку и вынула из нее маленький глечик со сметаной. Дядя Леша ел сметану долго, потом вымазал остатки хлебом и положил корку в глечик, потому что выбрасывать – грех. Вытер губы, посмотрел изучающе на жену и поманил ее пальцем:
– Поди-ка сюда.
– Чого тоби?
– Иди, иди, не укушу.
И когда Яковлевна подошла, дядя Леша неожиданно обхватил ее руками и попытался приподнять. Яковлевна, вырываясь, размахивала руками и кричала полусердито:
– Пусты… Дурэнь старый… Тоже выдумал шутки…
С годами дядя Леша ослаб, а жена, видимо, еще прибавила в весе. Дядя Леша отпустил ее и, махнув рукой, сказал огорченно:
– Ладно, иди… бомба водородная.
Яковлевна ушла. Дядя Леша долго вздыхал, думая об ушедшей силе, но потом мысли его опять вернулись к вопросу о пенсии. Дядя Леша подумал, что, когда ему назначат пенсию, он вместе с женой уедет к сыну, который служит летчиком где-то на Кавказе. Он подумал о том, как обрадуется сын, и представил себе эту встречу в лицах. «Здравствуй, сынок», – сказал дядя Леша слабым голосом, обращаясь к воображаемому сыну, и сам себе ответил радостно: «Здравствуй, батя! Очень радый вас видеть! Как доехали?» – «Ничего, спасибо…»