– …договорились, что вы ведете себя хорошо и, начиная с одиннадцати, соблюдаете режим тишины. А я избавляю вас от неприятного общения с участковым. Между прочим, я с ним отлично знакома… Алло, молодой человек! – Дама ошпарила меня (отстраненного) взглядом. – У меня ощущение, что сейчас вы парите в каком-то другом измерении, а я просто пускаю слова на ветер.
– Нет, нет, что вы! – Я покосился на наконец облегчившуюся овчарку. Тогда мне было еще ничего не известно о ее стервозном характере. – Я вас внимательно слушаю. Мне тоже мешают эти концерты и вопли.
При этом я подумал о том, что причиной ссоры со Стасей послужили именно они…
Станислава
Дефолт от Снегурочки!
У моей подруги соседская девочка с лиловыми волосами вызывала сильнейшие приступы раздражения, в результате чего и без того сварливая Станислава с каждым визитом ко мне становилась все более и более невыносимой.
– Тьфу! – под аккомпанемент томных стонов Васюты или ностальгических стенаний Иракли («Лондон-Париж»!) плевалась она. Воспитанная на классиках рока, а в последнее время подсевшая на скандинавский «симфо» в лице Моргена Веланда и Туомаса Холопайнена, Стася наотрез отказывалась понять меня, относящегося к непрерывному попсовому прессингу из соседней квартиры с полнейшим равнодушием. – Ты с легкой руки недалекой девчонки уже стал экспертом по этому ширпотребу.
В ответ я не мог ничего возразить. «Действительно, стал, и если мои опасения оправдаются, и я в ближайшее время окажусь без работы, вполне могу устроиться диджеем на какую-нибудь захудалую радиостанцию для домохозяек».
– О боже, Денис! И как у тебя хватает терпения жить под аккомпанемент этой пошлятины! Когда-нибудь я не выдержу! – настойчиво пророчила моя подруга.
Я оставлял подобные предупреждения без внимания, не представляя, что до дефолта в наших отношениях осталось всего ничего.
Он наступил за два дня до нового, 2005 года, когда Станислава, явившись ко мне, принялась климаксовать прямо с порога.
Громко хлопнула дверью.
Небрежно чмокнула меня в щеку: «Привет».
И сразу прислушалась, состроив на рожице брезгливую гримасу.
В этот момент из-за стены доносилось:
Ты играешь, ты считаешь,
что тебе нельзя дружить с сестрой.
Убегаешь, улетаешь,
каждый вечер ты теперь с другой.
Не могу тебя совсем забыть,
не могу совсем тебя простить.