– Ну да, – сказал Мерсье. – Самими собой, серьезным делом.
– Не перекусить ли нам? – сказал Камье.
– Сначала разберемся, – сказал Мерсье. – А потом подкрепимся.
Последовал долгий спор, перемежавшийся долгими паузами, во время которых оба размышляли. При этом то один, то другой проваливались в такие бездны задумчивости, что голос одного из них, подхватывая спор, был не в силах вывести другого из этого состояния или просто не достигал его слуха. Или, одновременно придя к зачастую противоположным выводам, они принимались одновременно их излагать. Кроме того, нередко получалось так, что один из них глубоко задумывался еще до того, как второй успевал изложить свою идею. Время от времени они переглядывались, не в силах больше произнести ни слова и с пустотой в мыслях. На исходе одной из таких вспышек обалдения они решили ненадолго отказаться от дальнейших исследований. Дело шло к часу дня, дождь лил по-прежнему, короткий зимний день клонился к закату.
– Продукты были на тебе, – сказал Мерсье.
– Наоборот, на тебе, – сказал Камье.
– Да, правда, – сказал Мерсье.
– У меня прошел голод, – сказал Камье.
– Надо поесть, – сказал Мерсье.
– Не вижу зачем, – сказал Камье.
– Нам еще предстоит долгий и трудный путь, – сказал Мерсье.
– Чем раньше подохнем, тем лучше, – сказал Камье.
– Правда, – сказал Мерсье.
В дверях возникла голова сторожа. Это было неправдоподобно – одна голова.
Конец ознакомительного фрагмента.