Саша Лыпарев как был, так и оставался старшим оперуполномоченным, и в звании его не повысили, хотя должность позволяла. Но это парня мало волновало. Он служил по принципу «солдат спит – служба идет». Его интересовала не карьера, а выслуга лет. Одиннадцать лет он отслужил в рядах Вооруженных сил, почти шесть в следственном изоляторе, где месяц шел за полтора. Тридцать четыре года парню, и летом этого года его стаж составит двадцать лет, что даст ему право на военную пенсию. Саша не скрывал, что на этом его служба закончится. А начальник изолятора, в свою очередь, не скрывал, что не особо жалует такого подчиненного. Именно поэтому, после того как майор Каракулев ушел на повышение, исполнять его обязанности назначили не Лыпарева, а Сизова. Его же и утвердили в этой должности, представили к очередному званию. А Сашу прокатили.
– Рябкова переклинило, – флегматично улыбнулся Лыпарев. – Человек, говорит, бежал. А не было никого. Ни один датчик не сработал. Да и не мог он через полосу перескочить...
– Может, померещилось? – вслух подумал Андрей.
– Может, и так, – равнодушно пожал плечами Саша. – Но на это одиннадцать патронов не спишешь.
– Разберемся. С трупом что?
– Утром просыпается, а голова в тумбочке.
– Я серьезно, – нахмурился Сизов. Не в том он был сейчас настроении, чтобы шутить.
– Ну, голова на месте. И не проснулся... Утром, подъем, а он лежит. Трясти стали, а он готовенький...
– Фамилия, номер камеры?
– Горбушин. Двести четырнадцатая.
Знакомая фамилия резанула слух.
– Горбушин?! – озадаченно протянул Андрей. – Час от часу не легче.
– Что-то не так?
– Нет, все в порядке. Все в полном порядке. Труп у нас, а в целом – лучше не бывает.
– Но я-то здесь ни при чем. Он же своей смертью помер. Фельдшер сказал, что сердечный приступ...
– Отчего сердечный приступ? Может, замордовали мужика?..
– А это не ко мне. Не моя это камера. Первухин ее ведет...
Начальник следственного изолятора задерживался. И это позволяло Сизову досконально разобраться в ситуации до совещания. Первым делом он наведался в тюремную санчасть, где в холодной комнате лежало тело покойного Горбушина.
Это был мужчина лет сорока пяти. Высокий, худощавый. Короткая стрижка, посеребренные сединой виски, широкий выпуклый лоб, глубокие морщины от носа к уголкам узкого рта. Он лежал с закрытыми глазами. Выражение лица настолько безмятежное, что казалось, он спит. Похоже, во сне и умер. Своей смертью... А может, и нет...