Джейран ужаснулась с той же пылкостью, с какой бросилась на защиту своего отряда.
Прижав к себе Джарайзи, она прикрыла его краем своего плаща, потому что в тот миг не могла придумать для него иной защиты.
– Все целы? – быстро спросила она. – Никто не пострадал? Что с шейхом?
– Я боюсь за псов! – отвечал мальчик. – Нас они не тронут, потому что боятся тебя, но псы кидаются на них, и они могут пустить в дело луки и стрелы! А шейха мы несли на руках, как невесту в дом жениха!
– Не напрасно же сказано: «О обладатели писания, не излишествуйте в вашей религии!» – громко говорил между тем Хабрур ибн Оман, стараясь погасить страсти, ибо те молодцы, что ворвались следом за Джарайзи, требовали его погибели и погибели всех, кого им удалось загнать в подвал казармы. – Эти дети, которые спасли аль-Асвада, полагают, будто веруют срамно сказать в кого! Что же касается псов – то они в большом почете у огнепоклонников Ирана, и никто из-за этого не вопит подобно страдающему животом ишаку! И разве не пес охранял семь отроков, спящих в пещере, как поведал нам пророк? Наши дворцовые имамы подтвердят это!
– Но мы же знаем это! Мы знали это еще во время бегства! – вмешался человек, имени которого Джейран не знала, но помнила его лицо. Он был из спасенных от смерти, и он действительно понял, что означает восторженное целование собственной левой ладони.
– Сказано также: «А кто простит и уладит – воздаяние ему у Аллаха»! – повернулся к нему решительный Хабрур. – Разве не должен ты, кого они, рискуя жизнью, вытащили из-под топора палача, помолчать, чтобы утихли страсти и аль-Асвад принял разумное решение? Это – наименьшее из всего, что ты можешь сейчас сделать для общей пользы!
Он встал перед своим воспитанником, во все время этой безобразной склоки хранившим молчание, и протянул к нему руку.
– Говори, о дядюшка, – сказал аль-Асвад.
Все смолкли, ожидая прекрасной речи, ибо наслаждение красноречием – одно из тех, что доступны лишь благородным.
– Ради Аллаха, будь милосерден! – сказал Хабрур ибн Оман.
И долго длилось молчание.
– Ты предлагаешь, о ибн-Оман, сделать вид, будто ничего не случилось и мы не знаем, что аль-Асвада спасли приверженцы шайтана? – первым заговорил аль-Мунзир, а излишне правоверный Юнус сморщился, услышав гнусное имя. – Но ведь не настанет время вечерней молитвы, как об этом услышит вся Хира! И что же скажут правоверные? Что Ади аль-Асвад захватил трон при пособничестве самого шайтана?