Теперь времени, на созерцание всех фантастических сооружений
города, не было. Ещё и падения заставляли выбиваться из сил.
Периодически все оскальзывались, падали и поднимались. Меня
поднимали пинками под рёбра и затягивали удавку, отчего бежать
становилось ещё сложнее. Лишь маг, успевший удалиться дальше всех,
до сих пор ни разу не поскользнулся.
Галопом проскочили мимо последних домов, мельком взглянули на
высоченную башню из лестничных пролётов и начали бесконечный
подъём.
Первые двенадцать пролётов дались на том же сбитом дыхании, что
и пробежка по городу. Из последних сил, тяжело дыша, но пока своими
силами. Когда первая четверть пути была преодолена, я понял, что
ноги начинают отказывать, а маска блокирует всякое поступление
воздуха. Подумалось, что теперь кроме удавки меня душит ещё и
затянутая инеем, насквозь промокшая маска.
Шатаясь от недостатка воздуха, начал заваливаться набок, прямо
на Красиала. Тот попытался приободрить меня, дёрнув за стянутые
руки, но сделал только хуже. Удавка впилась в горло, и я упал без
сил на подтаявший лёд. Бандит рухнул вместе со мной, и мы оба едва
не улетели под откос с высоты тридцати метров.
В полёте к краю нас что-то схватило и резво притянуло обратно.
Тут же два гладиатора подняли нас на ноги, и дальше мы поплелись
сложенной кучкой, держась друг за друга и толкая всех вверх. Я
оказался между Красиалом и какой-то девушкой, которая сняла маску
ближе к середине подъёма.
От жары и недостатка воздуха я хрипел, тяжело засасывал воздух,
сквозь вымокшую от всевозможных жидкостей маску. Пот, пар, вода,
запёкшаяся кровь – всё это создало непропускаемую корку на маске.
Между тяжёлыми вдохами, заплетающимся шагом прислонился к Красиалу
и попросил его снять маску, но тот даже не обратил внимания.
Когда закончился двадцатый пролёт, я даже не заметил. Дальше
считать уже не удавалось. Затем пролёты мелькали медленно, с ленцой
перебегали один в другой, так что я уже перестал замечать между
ними разницу. Изначально их удавалось считать по тому, как они
прислонялись к стене, но теперь зрение сжалось в одну точку,
пытающуюся отыскать долгожданный выход на чистый воздух. Винтовая
лестница слилась в сплошную дорогу, которая не менялась, сколько бы
шагов по ней ни сделали. Когда начинало казаться, что мы идём на
месте и становилось совсем плохо, я вновь начинал считать пролёты,
рассчитывая, что уж на сорок шестом-то это всё равно обязано
закончиться. Но не доходило и дальше трёх, как я с сомнениями
принимался считать заново.