Итак, была у меня сука-такса. И звали её Ласка.
Вот тут фотографии 1985 года, когда ей было четыре, а мне
двадцать один. (А на голове у меня остатки второй и последней в
моей жизни химической завивки)

Ласка была собака сложная. Главное в её сложности было то, что
это была фактически моя первая собака, да к тому же такса. А таксы
известны определённой упёртостью и даже сволочизмом характера.
Поэтому она воспиталась со всякими, иногда очень неудобными в быту
завихрениями. Например, на поводке она соглашалась только ходить
туда-сюда, но отказывалась писать или какать. Поэтому мы ее (по
возможности) отводили куда подальше и там отпускали на свободу для
дел неизбежных. В дополнение к сквалыжно-таксячему характеру, после
одного из жыстоких мордобоев с соседской чепрачной овчаркой, Ласка
возненавидела всё чепрачное. Но так как она еще плохо видела, да и
без того не сильно любила всё окружающее, то время от времени
культура собаководства (нами на прогулке) нарушалась безобразными и
плохо предсказуемыми драками... Она могла двадцать раз пройти мимо
совершенно безобидной собаки, но на двадцать первый невесь с чего
влепиться той в морду.
Однако были обстоятельства в которых она целенаправленно искала
с кем бы подраться. За свою десятилетнюю жизнь (умерла она от рака
лёгких) Ласка рожала шесть раз. А беременная такса, это я вам
скажу, ещё тот дирижопель который иногда и пятисантиметровое
препятствие перепрыгнуть не в силах. Поэтому на последних сроках
беременности я выносила её гулять на руках. И соответсвенно никаких
поводков вообше не бралось. Ибо пыхтя и сопя, такся сделает
несколько шажочков, потом сделает свои дела и просится обратно на
руки. Уря, значит всё пока ничего, идем домой и ждём далее. Рожать
ещё не будем...
Но если, сходив в туалет, такса набирала скорость, ушлёпывала
вдаль и там устраивала драку с первой попавшейся собачундрой, то
жизнь чудесна и удивительна — отлепляем таксу, возвращаемся домой и
быстренько принимаем новорождённых таксявчиков...
Вместо морали будет картинка.

Жили-были люди в пещере. И жизнь была проста. Тама тигры-львы.
Тута искусство на стене и рассказчик. Хорошо рассказчик
рассказывает — будет накормлен. Плохо рассказывает — самого сожрать
можно. Что так, что эдак — сплошная польза. И всем было всё ясно —
в родной пещере все свои, родные. Соблюдай простые правила, будь
как все — будешь жить в понятной простоте. А там вокруг — чужой
мир, с фиг его знает какими законами, где каждое мгновение можно
сдохнуть ни за понюшку табаку...