Делать тут больше было нечего. Демон развернулся, чтобы уйти, и оцепенел от увиденного.
Все они находились здесь — Луневий, Тетрания, Дус — лежали на промерзлой земле, похожие на больших изломанных кукол, неподвижные, мертвые. Искаженные предсмертной агонией лица, окровавленные тела... А чуть в стороне, прекрасная, словно роза, покоилась Гертинья. Леф бросился к ней, запинаясь за обломки разрушенного дома, упал на колени, и только сейчас понял, что алое облако вокруг нее — это не платье и не плащ, а кровь, много крови. Ее собралось, казалось, целое озеро. Застывшее озеро ушедшей жизни. Как и остальные, Гертинья тоже была мертва.
Нечеловеческий вой исторгся из груди демона, взметнувшись к пепельному небу, раскалывая его, словно скорлупу ореха. И тут же, словно в насмешку, небеса разверзлись дождем, отчаянным, холодным, злым, смывая кровь, словно следы преступления.
— Нет! Не-е-ет! — Леф изо всей силы ударил кулаками по земле — твердь содрогнулась, фонтан грязевых брызг обдал его с ног до головы, падая черными безобразными пятнами на застывшее лицо возлюбленной.
И тут сквозь пелену дождя демон разглядел тех, кого не заметил прежде — тела, тела, тела... бесконечное множество застывших осколков прошлого, разложенных все с той же безумной аккуратностью — это кладбище мертвецов тянулось до самого горизонта.
Поскальзываясь на размокшей от дождя земле, грязный и совершенно опустошенный, Леф поднялся на ноги и побрел к ждущей его скорбной череде, всматриваясь в лица, вороша глубоко погребенную боль прошлого: мальчишка-египтянин, нищий старик из Трои, весталка, прекрасная жена фараона, жрец, циркачки — мать и дочь, тощий шарлатан-лекарь, воин-северянин с неизменным мечом... — все они когда-то были ему дороги.
Он шел и шел. Пока не увидел себя — тонкая изящная светловолосая фигура была копией его самого. Точнее, это он был ее копией. Юноша, что лежал перед ним, некогда был правителем одного из древних королевств. Фантастически красивый и бесконечно жестокий, он развлекался тем, что собственноручно лишал жизни своих молодых жен сразу же после первой брачной ночи. После нескольких лет полнейшего ада, творившегося в королевстве, безутешный родитель одной из красавиц подкупил стражу, пробрался в опочивальню и отрубил ему голову.
Наверное, один Леф и понимал это невероятное белокурое создание, видел истинные мотивы его поступков, недоступные глазу смертных. Его слишком боялись, чтобы понять, а демону, в отличие от них, бояться было нечего. И когда, спустя тысячелетия, Леф, подписывая контракт, раздумывал, какое тело себе сотворить, этот юноша первым пришел ему в голову. Это была дань памяти другу, пусть и такому странному. И вот теперь этот призрак прошлого снова лежал перед Лефом, вызванный из черной пропасти небытия, в укор или в назидание. Словно это он, Леф, покоился на земле, окончив свой путь.