Молча я достал восемь дирхемов, даже не заботясь о том, чтобы долго и нудно считать их, вручил торговцу и взялся за уздечку.
Ослик хитро посмотрел на меня.
И мы тронулись с ним к закатному солнцу, к выезду из города. Вместо одетого по-согдийски гордого всадника – трясущийся на ослике человек с лицом, закутанным в куфию.
Не надо думать, что я забыл при этом о еще одной проблеме, которая меня все эти дни пусть не сильно, но все-таки беспокоила.
Рассуждал я так: никогда еще никто не умирал от глубокого пореза спины. Лекарь перевязал рану. Брат упомянул, что с такой раной можно ходить, ездить и охотиться. Примерно это я и делаю. Что я ощущаю? Лопатка как бы чешется и немного пульсирует. Когда заживает рана, то, видимо, и должно происходить нечто подобное. Что же касается яда, то ни разу никто не говорил об отравленных ножах, да и что это за яд, который не начал бы ощущаться сразу же, а затаился на трое-четверо суток? И раз уж рисковать, то тут как раз и есть самый разумный из всех рисков.
Мы с осликом шли наперерез густому потоку верблюдов, везших товар в город, несмотря на надвигающуюся ночь.
Ах, какая печаль, подумал я, ведь сейчас в разгаре знаменитый бухарский новогодний рынок, двадцать дней бешеной торговли, и последний из них – это первый день следующего года.
А еще на пять дней позже – новый год магов. Между ними – неумеренное питье вина, обливание прохожих водой, а в лучших домах звучат музыка и стихи.
Новый год, нов-руз. Голоса поют вечные строки: «пусть твое красное сияние придет ко мне, пусть моя желтая усталость уйдет к тебе». На возвышении – семь сосудов, по числу бессмертных. В одном – еда, в другом – семена, в третьем монеты… Две свечи – свет и тьма, зеркало, которое отражает зло. Рыбки, которые означают жизнь, раскрашенные яйца – символ плодородия. И великая книга на левом переднем уголке возвышения.
И где я на этот раз встречу праздник, подумалось мне, – по ту сторону пустыни, в городе, где я не знаю никого и никто меня не знает? Там, где я просплю, наверное, все радости, потому что голова что-то непривычно тяжелая?
Потом пришел момент, когда я вздрогнул, окончательно проснулся и огляделся.
Небо на востоке было уже бледно-золотым. Рай вокруг меня давно кончился, шедшая на юго-запад дорога была похожа на бесконечную темную змею между голых темно-красных холмов. Всю ночь я провел на спине ослика, который оказался вполне понятливой и симпатичной тварью. Но дальше даже ему надо было отдыхать.