– Привет, Алекс.
– Привет, «подсадная утка». – Он подходит и целует меня в щеку. Говорят, он шесть лет провел в инвалидной коляске, во что сложно поверить: сейчас он лишь немного прихрамывает при ходьбе, да и то значительно меньше, чем пару месяцев назад, когда мы увиделись с ним впервые. Не представляю, какая коляска могла удержать эту кипучую энергию, облаченную в человеческое тело. В этом он очень похож на бойких старушек, втянувших меня в данную авантюру... Мне нравится наблюдать их дружеское взаимодействие, такое, как сейчас, например: когда фрау Риттерсбах тянет у Алекса из рук тонкую тросточку черного дерева, которую тот носит скорее по привычке, чем из практической надобности, и замечает:
– Хватит уже строить из себя столетнего старичка, мой мальчик. Когда есть под рукой красивая девушка, сухая коряга, вроде как, ни к чему.
Она говорит о Стефани – эти двое практически неразлучны – поэтому в словах старушки есть определенный резон. Та как раз входит в комнату, улыбаясь каждому присутствующему... Замечает Бастиана и машет ему рукой. Но останавливается подле Алекса и берет его под руку.
– В чем дело? – недоумевает она, заметив обращенные на себя взгляды. – У меня лицо вымазано?
– Не бери в голову, – отвечает Алекс. – Просто кто-то считает тебя моим костылем.
Стефани – я вижу это – стискивает пальцы Алекса чуточку сильнее.
– Я рада им быть, – произносит она совсем тихо, скорее для него одного, нежели для публики.
Я в смущении отвожу глаза: есть в этих ребятах что-то особенное. Их умение любить, должно быть, самоотдача, с которой они это делает, бескорыстие и нежность, от которых мне всегда не по себе. Я так не умею. По крайней мере, с Карлом у нас так ничего и не получилось... А теперь поздно и говорить.
– Итак, – фрау Риттерсбах выставляет на середину комнаты доску с расписанными пунктами нашего плана, – знакомство Эмили с объектом состоялось, и мы можем смело вычеркивать первый пункт. – Это она и делает с помощью черного маркера.
Алекс интересуется
– Как все прошло? – и я невольно морщусь, не в силах сдержать изобличающую мимику.
Он с пониманием качает головой, мол, мне очень жаль, милая Эмили, только не я ли тебя предупреждал. И вслух:
– Хорошо, что еще жива осталась. Должно быть, он пожалел тебя ради Ангелики. – И в сторону фрау Риттерсбах: – Вы уверены, что наш план сработает? – И заметив, должно быть, ее нахмуренные брови, как бы оправдывается: – Мне просто жаль мучить Эмили. Она, в конце концов, ни в чем не виновата.