— О чем ты? — босс мягко завел автомобиль и вырулил со стоянки.
Он даже со своей машиной обращается более трепетно, чем со мной, живым человеком!
— Почему вы каждый раз меня унижаете? — едва сдерживая всю накопленную за эти дни злость, спросила я.
Так как мы остановились на светофоре, то он повернулся ко мне и усмехнулся:
— Унижаю? Мышка, если бы я унижал, то ты бы не сидела и злилась, а рыдала в подушку.
Мужчина, как ни в чем не бывало, вернул все свое внимание дороге, не удостоив меня больше и взглядом.
По его словам, он всегда так ведет себя? Мне стало искренне жаль близких ему людей.
Мы долго ехали в тишине, но первым ее нарушил Дмитрий Сергеевич:
— Итак, мышонок, — начал он, — на приеме у тебя несколько задач: улыбаться, не лезть не в свое дело и не отходить никуда от меня. Понятно?
— Да, — я кивнула, — надо изображать немую счастливую дурочку.
— Верно, — босс насмешливо улыбнулся. — Как видишь, ничего сложного - тебе почти не придется притворяться.
— Что?! — возмущенно переспросила я.
— Ничего, ты не немая и не счастливая, — хмыкнул мужчина, причем нарочно не упомянув последний пункт. Вот… сволочь.
— Вы просто… просто… — у меня тупо не хватало слов, чтобы высказать ему все в лицо.
— Просто не будем и перейдем к делу. Тебя зовут Аделия, мышка. К тебе все будут обращаться отныне так и представляться будешь тоже этим именем.
Я не успела возмутиться, потому что Воскресенский жестко продолжил:
— Сегодня никаких выканий, называешь меня только "Димой" и ведешь себя как самая примерная девочка на свете. Ясно?
Сжав зубы, чтобы не дать не самым приличным словам вырваться наружу, кивнула и отвернулась к окну - мы уже подъезжали к парадному подъезду, скорее всего, ресторана или отеля, где проходит мероприятие.
Здание оказалось дорогим рестораном, выполненном в лучших традициях дворцового стиля. И ступая по дорогому ковру или мраморным плитам пола, я снова чувствовала себя не в своей тарелке, хотя одета я была под стать гостям. Просто… Разве можно надеть на мышку чужой мех и выдавать ее за, например, львицу?
К нам сразу же подошла, явно хозяйка праздника: ухоженная женщина в длинном платье, которое открывало ее изящные плечи. Ее возраст сложно было угадать, но ей точно есть тридцать.
— Помни про улыбку, — шепнул мне на ухо Воскресенский, обжигая мою похолодевшую кожу своим дыханием. — Добрый вечер, Анастасия.