Пол Фирел сидел у окна с бокалом виски и смотрел за стекло, в расцвеченную огнями ночь — его не интересовал ресторан. Широкая спина, затянутая в лоснящийся серый пиджак, удлиненная стрижка, пестрая от седины. В досье написано, что ему тридцать восемь. Некоторые мужчины не скрывают седину. В этом есть свое очарование. Но это все лирика — она не имеет к моей работе никакого отношения.
Он увидел нас в отражении стекла. Поднялся и кивнул, приветствуя:
— Мисс Абьяри.
Я подала руку:
— Для вас просто Мелисса, — я изо всех сил старалась, чтобы голос не дрожал, но даже самой себе казалась фальшивой.
Фирел дождался, когда официант придержит стул, позволяя мне присесть, и опустился напротив:
— Меню в вашем распоряжении, Мелисса. У них отменные стейки из браккской телятины.
Я кивнула:
— Благодарю. Доверюсь вашему вкусу.
Кажется, он доволен, мне хотелось так думать. И моей внешностью, и моим доверием. Я тоже вполне довольна, хоть нам и запрещено оценивать партнера. Фирел был красив той сдержанной резковатой красотой, которой обладают зрелые мужчины. На лице уже залегли довольно глубокие жесткие морщины. Может, и слишком ранние. Особенно сильно бросалась в глаза складка на переносице, отчего казалось, что он насмешливо щурится. Его серые холодные глаза смотрели оценивающе, отчего становилось неуютно. Будто водили по коже куском льда. Взгляд скользнул по лицу, нырнул в откровенный вырез красного платья и задержался. В другой ситуации я бы сказала, что непозволительно долго. Но он имеет полное право меня рассматривать — договор подписан. И если он решит, что самое время уединиться в уборной ресторана — я не имею права отказать. Хотя… я бы очень не хотела, чтобы мой первый раз случился в туалете ресторана. От этой мысли подкатывала паника. Но Фирел обо всем знает. И он сам выбрал меня. Но намерен ли он с чем-то считаться?
Таких как я называют «нулевыми». Если простым языком — непользованными. Грубо? Пошло? О, да!
Хорошо. Если говорить простым языком, то все это редкое дерьмо, и от обычной шлюхи меня отличает лишь договор и удостоверение социального департамента. И куча нелепых условностей, которые называют инструкциями. Делая вид, что все это имеет значение.