Лес постепенно редел, становился светлее, сумрачные мохнатые ели сменились стройными соснами, осинами, липой. Вот, на ближнем пологом холме, потянулась березовая рощица, рядом с которой виднелась пашня, а за ней – изгороди и избы деревни Сарожи.
– Ну, мы приехали. – Обернувшись к купцу, Прошка соскочил на повертку. – Уж дальше сами доберетесь – до Тойвуйского погоста девчонки дорогу знают, ну а там наймете кого-нибудь.
– Наймем, – оглянувшись на подошедших «девок», нехорошо ухмыльнулся купец и приказал возчику: – Трогай.
– Эй, эй! – заволновался Прошка. – А девки как же?
Московит ухмыльнулся:
– А мы насчет них не сговаривались.
– Да как же это? Да что же… – Пронька покраснел. – Да ведь с утреца-то говорили…
– Ладно, – смилостивился наконец гость. – Пущай идут к заднему возу. Токмо из уважения к господину твоему, Платону Акимычу.
Прохор обернулся к беглецам, подмигнул:
– Слыхали? Ну, вот и сладилось. Ну, я побег…
– Прощай, – пристроившись на возу сзади, помахала рукой Василиска. – Бог даст, свидимся.
Улыбнувшись, Пронька махнул на прощание шапкой и, повернувшись, побежал к своим.
Дедко Федот встал на телеге, закричал:
– Счастливого пути, девоньки!
– И вам…
Попрощались, поехали.
Митька с Василиской сидели на облучке, едва помещались, а когда затекали ноги, спрыгивали да шли вслед за обозом – размяться. Не отставали – не так уж шибко и ехали тяжелые загруженные возы, да и дорожка была та еще. День уже клонился к полудню, когда остановились на перекус. Развели костры, сварили похлебку, чему Митька несказанно удивился, увидев, как воду заправляют мукой. А говорили – в Москве голод страшенный, совсем хлеба нет! Выходит, кое у кого все ж таки есть, и немало. Похлебать горяченького никто попутчиков не позвал; хорошо, Митрий успел сбегать к ручью да запромыслил рыбку – испек на угольях. Поели, напились из того же ручья водицы – тем и сыты. Едва успели попить, как купчина велел отъезжать.
И вновь по сторонам дороги потянулись леса – ель, сосна, осина. На редких полянках радостно зеленела трава, а в низинах еще лежал снег, и чем дальше, тем его было больше. Ну, понятно, север. Пели птицы, даже прожужжал шмель, а вот за кустом прошмыгнул заяц. Ближе к вечеру, не раз и не два уже, завыли невдалеке волки. Василиска испуганно повела плечом, но тут же и усмехнулась – ну и что, волки? С этакой-то силищей! Разбойники – и те не страшны, а уж тем более какие-то волки.