— Давай,
не стесняйся!
И я
перестал стесняться. Через полминуты вазочка была пуста, а я
тщательно облизывал пальцы.
— Ну, ты
даёшь!!! — искренне восхитился Волков, выпуская через губу дым
вертикально вверх. — Еще хочешь?
Конечно
же я хотел! Но...
— Нет,
спасибо, — я постарался сказать это как можно более
незаинтересованно. Так-то я понимал, что меня не конфеты кушать
сюда пригласили, так что не хотел оттягивать неизбежное.
— Ты
знаешь, зачем я тебя позвал, Антон?
— Да, —
кивнул я. И вздохнул. Всё, сейчас кончится его притворное
добродушие, и он начнет орать. Возможно, даже бить. Воспитатели в
приюте всегда так делали. Кроме Марии Васильевны.
Но, к
моему удивлению, он не стал орать. Наоборот, он очень живо
поинтересовался моей прошлой жизнью, моими мечтами и чаяниями. И я,
почему-то, честно всё рассказал этому улыбчивому пожилому мужчине с
сетью морщинок в углах глаз, который понимающе кивал головой и
изредка задавал наводящие вопросы.
Рассказывал я долго: о голодной жизни, проблемах с
другими детьми и воспитателями, о вечном холоде, в том числе
психологическом. Нет, я тогда не знал таких умных слов, просто
ребенок в первый раз в жизни получил возможность высказать
накопившиеся обиды человеку, который, как я интуитивно чувствовал,
сможет мне помочь и защитить.
За это
время секретарша Волкова успела два раза принести нам чай в
интересных стеклянных стаканах в металлических подстаканниках. И
еще одну вазочку конфет. Да, шоколадных,которые я тоже, конечно же, съел. А я всё рассказывал
и рассказывал. Иногда, улыбка слетала с добрых глаз начальника и в
них появлялась некая жёсткость и, даже, жестокость, но это было
практически мимолётные и нестрашные мгновения.
Внезапно
я ощутил себя сдутым воздушным шариком, которыми украшали приют на
День Империи. Один из них улетел высоко под потолок и провисел там
несколько дней, пока воздух из него вышел и он не упал на пол.
Тогда мы знатно подрались за обладание такой ценной вещью!
Я
полностью выговорился и впервые в жизни почувствовал облегчение.
Протянул руку к вазочке, но тут же смущенно отдернул, вспомнив, что
все конфеты я уже съел. По второму кругу.
Граф
успел во время моего монолога несколько раз выкурить трубку и
сейчас разглядывал ее, чтобы удостовериться что табак выгорел и в
этот раз.