Но заканчивалось и волчье мясо. Последние три дня его приходилось жевать сырым – он слишком поздно обнаружил, что трут и кресало выпали у него из прохудившегося тощего дорожного мешка, суля ему череду холодных ночей. Две из них уже миновали, но сколько еще было впереди – одному богу[1] известно.
Впрочем, по-настоящему его сейчас беспокоило только одно – туда ли он идет, потому что с направления он тоже сбился, а определиться на этой бескрайней равнине, над которой изо дня в день нависали злые серые тучи, не давая солнцу выглянуть из-за них хотя бы на мгновение, было невозможно. Он знал, что ничего поделать нельзя, но смириться не желал.
Хотя и в этом после некоторого размышления он тоже сумел найти хорошую сторону. Настойчивые мысли о том, как определить это самое треклятое направление, помогали немного отвлечься и не так сильно мучиться от холода, который вместе с ветром бесцеремонно проникал под его теплый стеганый халат и зло щипал и без того окоченевшее тело.
Тем не менее он шел, полный решимости одолеть эту степь, равнодушную к людским страданиям, этот злой порывистый ветер, этот холод, убивающий все живое. Одолеть и выйти к людям.
Место для очередного ночлега он присмотрел себе в этот день рано, до сумерек оставалось еще изрядно. Немного поколебавшись, пройти еще или заночевать здесь, он позволил себе отдохнуть. Уж больно уютным выглядел этот овражек, достаточно крутой, чтобы туда не забредал ветер, и в то же время его края не были отвесными – утром будет несложно из него выбраться. Словом, почти идеальное место для ночлега.
Окончательно он пришел к такому выводу, когда его по-прежнему зоркие глаза узрели внизу пепелище. Это тоже было и плохо, и хорошо. Плохо потому, что ни сухой травы, ни кустарника там уже не было. Но у путника не имелось ни кремня, ни трута, поэтому оставалось только хорошее – кто-то здесь уже был, и, возможно, не сегодня-завтра он его увидит.
Его потрескавшиеся кровоточащие губы слегка раздвинулись в слабом подобии улыбки. Путник огляделся по сторонам, надеясь увидеть этого человека, но степь была по-прежнему пуста. Он попытался крикнуть, но почти сразу понял, что напрасно потратит оставшиеся силы. Ветер глушил его хриплый крик так же надежно, как если бы он просто шептал себе под нос. Следов того человека, который здесь побывал, он тоже не видел.