Чем дольше Ференанд сидел рядом с грозной парочкой, тем больше проливал холодного пота.
А застолье развивалось по давно известным законам: выпили, закусили, вновь выпили, опять закусили… Воины окончательно повеселели.
– Расскажите историю своего славного магического оружия, Пауль! – потребовали они.
Палваныч смутился. Он не был оратором. К тому же публика явно не ждала отчета о том, как на ижевском заводе собрали автомат, отправили его в ракетный полк, а там выдали Коле Лавочкину… Опять же, врать без особой выгоды прапорщик не любил.
– Поведай им какую-нибудь чудесную байку, – шепнула ему на ухо графиня. – Поверь, чем бессовестнее ты солжешь, тем громче будет слава твоего нынешнего подвига.
Откашлявшись, Палваныч встал и поправил висящий на плече автомат. Пирующие затихли.
– Ну, я понимаю, вы хотите знать, как вот эта штука и что, – неуклюже начал Дубовых.
Люди закивали.
– Да, у чудесного артефакта наверняка романтическая история, – с придыханием вымолвила супруга Лобенрогена, дурная на лицо женщина, да и в целом тоже.
– Тогда я доложу вам ее по форме древнего русского сказа о стрельце Калашникове.
Глотнув для храбрости эля, прапорщик наплел диковатую басню, которая в приблизительном переводе с немецкого звучала примерно так:
Жил да был купец Калашников,
Торговал-менял, магазин имел.
А во том ли магазине товары-то
Всяки-разныя, все заморския.
Как-то раз да под Новый год
Выходил из подпола крысиный царь
Со своею крысиною матерью —
то ли Шушерой, то ль Чучундрою.
Подошел крысиный царь к добру молодцу,
Молвил нагло языком человеческим:
– Ты, Калашников, отдавай-ка мне
Половину дохода торгового,
А за дань твою возведу тебе
Кровлю новую, стопудовую.
И никто на тебя не позарится,
А позарится – разберуся с ним.
Сдвинул брови купец, осерчал вельми:
– Как ты смел, пасюк, предлагать сие?
Крыса ты лицом, а нутром свинья.
Как посмел ты влезть, ой, незваный гость,
С таковым мурлом во калашный ряд? —
Взял купец скамью да прибил царя,
Раздробил ему все три головы.
Испустил пасюк свой последний дух,
А Чучундра-то злая волшебница,
Мать его да подпольная хищница
Наслала на купца на Калашникова
Чары страшныя, неминучия.
Превратился он не в орехокол
Да не в ступочку с мясорубкою,
А в оружие огнестрельное.
Величать да звать его «автомат» —
Распрекрасный стрелец Калашников.
С магазином он, сиречь рожком, теперь