– Ничегошеньки не понимаю, – пожаловалась мне однажды Игрейна в конце лета.
– Чего ты не понимаешь, милая госпожа? – спросил я.
– Артур ведь любил Гвиневеру, так?
– Любил.
– Так как же он мог не простить ее? Я же простила Брохваэля за Нвилле.
Нвилле была полюбовницей Брохваэля, однако подцепила какую-то кожную болезнь и лишилась всей своей красоты. Подозреваю – хотя напрямую я не спрашивал, – что Игрейна прибегла к наговору, дабы наслать недуг на соперницу. Моя королева, возможно, и зовет себя христианкой, однако христианство – не та религия, что дарует своим приверженцам сладость мести. Для этого надо пойти к старухам: старухи знают, какие травы собрать и какие заклинания прочесть под убывающей луной.
– Ты простила Брохваэля, – кивнул я, – но простил бы Брохваэль тебя?
Королева поежилась:
– Конечно же нет! Он бы сжег меня заживо: таков закон.
– Артур мог бы сжечь Гвиневеру, – согласился я, – и многие ему это советовали, но он и впрямь любил ее, любил страстно, вот поэтому не смог ни казнить ее, ни простить. Во всяком случае, поначалу.
– Ну и глупец! – отрезала Игрейна. Она совсем юна и судит с блестящей безапелляционностью юности.
– Он был очень горд, – возразил я; вероятно, гордость и делала Артура глупцом, но то же можно сказать о любом из нас. Я помолчал, размышляя. – Он много о чем мечтал. Мечтал о свободной Британии, мечтал разгромить саксов, а в глубине души ему хотелось, чтобы Гвиневера постоянно подтверждала: он – достойный человек. А когда она переспала с Ланселотом, Артур убедился, что уступает Ланселоту как мужчина. Конечно же, правды в том нет – но ему было больно. О, как больно. В жизни не видел, чтобы человек так мучился. Гвиневера истерзала ему сердце.
– И он запер ее в заточении? – гнула свое Игрейна.
– Именно, – кивнул я, вспоминая, как меня против воли заставили отвезти Гвиневеру в храм Святого Терния в Инис-Видрине, где тюремщицей ей стала сестра Артура Моргана. Гвиневера и Моргана друг друга терпеть не могли. Одна была язычницей, другая – христианкой; и в тот день, когда я запер за Гвиневерой ворота обители, я видел, как она плачет – едва ли не впервые. «Она останется там до самой смерти», – сказал мне Артур.
– Мужчины ужасно глупые, – объявила Игрейна и глянула на меня искоса. – А ты когда-нибудь изменял Кайнвин?