Зараза! Ну почему всегда какая-нибудь подлянка? Насколько мне
подсказывает память предыдущего владельца тела, он был внебрачным
ребенком в семье Гущиных. Отец после смерти жены закрутил роман с
простолюдинкой, которая и родила ему сына. И жил бы его потомок
спокойно, но Игорю Всеславовичу захотелось ввести его в семью.
Стоит ли говорить, что общество не слишком-то и радужно восприняло
появление очередного члена семьи Гущиных?
Хорошо, хоть образование отец дал толковое, да и к физическим
нагрузкам Михаил привык. Оно и не удивительно, парню частенько
приходилось отбиваться от нападок других ребят на улицах, а когда
отец забрал его в родовое поместье и отправил на учебу, то и от
других княжичей.
К своим девятнадцати годам парень имел неплохое телосложение и
развил вторую ступень дара. Стоп! Чего? Я прислушался к собственным
ощущениям и понял, что внутри меня течет сила. Та-а-ак, а вот это
уже интересно. Выходит, от отца мне все-таки кое-что, да
досталось.
Как я уже понял, в этом мире благородные роды тем и отличаются
от остальных, что могут использовать Дар. Если ты отмечен Даром,
имеешь право стать благородным. По крайней мере, раньше мог. После
Смутных времен еще придумали какую-то родословную, и если ты не из
рода, который владел Даром из глубокой древности, или не получил
особую милость от князя, будь добр довольствоваться участью
простолюдина. Вот почему все Одаренные бросились искать у себя хоть
какие-то корни древних родов.
К счастью, мне искать ничего не нужно, род Гущиных — один из
древнейших родов, вот только переживает он сейчас совсем плохие
времена. Того и гляди, совсем канут в лету. Из всех Гущиных остался
только дед Всеслав, прикованный к кровати, мой дядя — этот самый
мужчина с длинными седыми волосами и младшая сестра,
Александра.
— Миша! — в комнате появилась сестра. Она бросилась ко мне,
обвила руками шею и положила голову на грудь. — Как же они
тебя!
Девушка хотела что-то сказать, но не выдержала и залилась
слезами. Я невольно провел рукой по ее волосам и погладил по щеке.
Дядя с Захаром вышли из комнаты, оставив нас наедине. По лицу дяди
я понял, что он не был сторонником сопливых сцен.
— Не боись, Сашка, прорвемся, — прохрипел я. Предыдущий владелец
тела всегда называл сестру так, и ей это нравилось.