Между тем, пока девочка и монах сопели и видели сны, Гриша вышел
из часовни и огляделся. Не обнаружив вокруг ничего опасного, он
справил нужду возле чудом уцелевшего масличного дерева, умылся
водой из ручья, а потом вернулся и присел на свою лавку, желая
повнимательнее разглядеть необычный кинжал, который так нечаянно
достался ему после боя у водопоя. А сколько уже всего произошло с
ним с тех пор!
Причем, самого этого сражения Родимцев по-прежнему не помнил,
кроме того, что в том бою ему, то есть, еще тому прежнему здешнему
Грегору, противник хорошо заехал палицей по шлему, вызвав, таким
образом, странное явление «попаданчества» или, может, переселения
душ, в результате чего сущность Григория провалилась с больничной
койки через века и получила новую жизнь в теле молодого
рыцаря-тамплиера.
Пытаясь постичь события двух последних дней, Родимцев гонял в
голове мысли и одновременно рассматривал трофейный кинжал
сантиметров тридцати длинной, который выглядел, вроде бы, самым
обыкновенным. Металл его не был ни дамасским, ни булатным, никакой
слоистости не просматривалось, хотя сталь казалась темнее обычной и
очень прочной, во всяком случае, усилием рук хоть немного согнуть
клинок не получалось. У основания ширина клинка составляла почти
три пальца, а толщина не превышала одного. К острому концу клинок
плавно сужался. Заточен он был неплохо. И все-таки, если не знать
про руны, проявляющиеся на клинке при определенном освещении, то на
вид кинжал почти не отличался от тысяч своих собратьев восточного
изготовления.
Кинжал слегка походил на квилон, но не имел крестовины на
рукояти и был не прямым, а слегка изогнутым на восточный манер.
Хотя лезвие казалось менее кривым, чем у обычного арабского
ханджара. Если квилон копировал рыцарский западноевропейский меч,
являясь как бы его уменьшенной копией, то этот кинжал, скорее,
копировал саблю и видом больше напоминал кинжалы народов Кавказа.
Возможно он относился к изогнутой разновидности
кабардино-черкесской камы с ромбическим сечением, чуть
искривленной, но обоюдоострой.
На роговой рукояти имелся мелкий растительный орнамент,
наполовину стершийся от времени. В небольшое навершие рукояти были
вставлены с двух сторон довольно крупные заклепки в форме
шестиконечных звездочек из светлого металла, возможно серебряные,
тоже потертые, а сталь клинка выглядела потускневшей. Ножны
кинжала, обтянутые черной кожей, казались гораздо новее самого
клинка.