Когда Грегор и Бертран вошли внутрь, ведя под руки пленного
Мансура, монах, сидя на рычаге, рассказывал девочке, сидящей на
пустой бочке напротив, что-то из Библии:
—…И жили допотопные люди по девятьсот лет. Адам прожил девятьсот
тридцать лет. Сиф прожил девятьсот двенадцать лет. А Мафусаил дожил
до девятисот шестидесяти девяти…
Адельгейда внимательно слушала, но появление рыцарей с пленным
прервало рассказ старика.
— А вот и монах, — проговорил Бертран, едва переступив порог
маслодавильни.
— Это брат-францисканец Иннокентий, а со мной рыцарь Бертран де
Луарк, — представил их друг другу Григорий. И добавил:
— Бертран ранен стрелой в бою.
— А что за девчонка со шрамом? Похоже, я ее уже видел на
постоялом дворе вместе с тобой. Не так ли, Грегор? — произнес
рыцарь.
— Это малолетняя баронесса Адельгейда фон Баренбергер, которую я
охраняю. Ее мне приказано сопроводить в монастырь кармелиток, —
честно сказал Григорий.
— А этот сарацин зачем здесь? — спросил Иннокентий.
— Это Мансур, он мой пленник, — объяснил тамплиер.
— Ладно. Давай, брат Грегор, расстели одеяла на пол, а ты,
Адельгейда, набери воду в миску. Сейчас попробую их полечить, —
проговорил монах, взглянув на прибывших мужчин.
Обоих уложили на каменный пол поверх одеял. Монах начал с
Бертрана, оголив на нем место ранения, осторожно потрогав обломок
древка и обмыв кожу вокруг.
— Резать придется. Грегор, дай твой кинжал, он хорошо для этого
подойдет, — попросил францисканец.
И, получив оружие, Иннокентий сжал его в руке и прочитал
молитву. А затем, сделав быстрый и глубокий надрез, ловко извлек
наконечник стрелы из раны. Сразу хлынула кровь, но монах не стал
зашивать края. Вместо этого он туго перетянул бедро рыцаря
приготовленной тряпицей и, достав из-под рясы свой большой крест из
белого металла, больше похожего на платину, чем на серебро,
приложил его к ране и начал что-то очень быстро шептать. Во время
болезненной процедуры Бертран стиснул зубы, но не проронил ни
единого звука. И, странное дело, но через несколько минут кровь
перестала вытекать. То ли с помощью своего креста, то ли с помощью
странных молитв, но монах заговорил ее. Кровотечение остановилась,
а края раны не просто сошлись, а выглядели даже слегка
поджившими.
— Все. Теперь лежи и не шевелись, мессир Бертран. А лучше поспи,
— порекомендовал старик и перешел ко второму страждущему.